Я не плачу, когда рассказываю все это Жози. Но при этом хорошо чувствую, какое же это облегчение – говорить свою правду тому, кто понимает! Понимает, что сердце может быть таким же пустым, как пустыня Сахара, и все же каким-то немыслимым образом продолжать биться. Я ломаюсь только потом, когда она притягивает меня в свои объятия и позволяет мне рыдать в складках ее шали, нежно укачивая меня, точно так же, как я когда-то укачивала Грейс, напевая ей старую как мир колыбельную.

Том соглашается отвезти нас на пляж. Мы забираем Жози, и я настаиваю, чтобы она села впереди рядом с ним. Сначала они вежливо беседуют о погоде, и она задает ему несколько вопросов о его работе в порту. Но вполне очевидно, что между ними мгновенно установилось взаимопонимание. Я рассказала мужу ее историю, и он нашел ее впечатляющей. Пока мы едем по грязным улицам, он расспрашивает Жози о городе в годы войны, и она указывает на прекрасные детали величественных старых зданий, едва различимые под современным налетом безвкусицы, который скрывает их в наши дни. Я надеюсь, что у него будет еще много возможностей поговорить с этой женщиной. Я вижу, как сильно он ее уважает, и знаю, что ее деликатная мудрость поможет ему так же, как помогла мне.

Я сижу сзади, слушаю их вполуха, погруженная в собственные мысли. Когда мы проезжаем мимо входа в гавань, я представляю, как это было в тот день, когда напали американцы. Я вижу пламя и слышу оглушительные взрывы на пораженных снарядами кораблях, вижу, как «Эсперанса» тонет, увлекая в пучину сотни беженцев. Перед моим мысленным взором – хрупкая фигурка девушки, сброшенной с палубы в море, и мальчик, без колебаний прыгающий с причала, чтобы спасти ее.

Разрушение гавани и разрушение моего брака, кажется, сливаются воедино. И все же Жози показала мне, что даже когда запутанная паутина любви, потерь и горя становится невыносимой, все еще можно продолжать жить.

Во время одной из наших прогулок в парке Мердок, куда мы иногда любим ходить, чтобы пройтись по пальмовым аллеям и посидеть на скамейке между соснами, я спросила Жози, как она нашла в себе силы двигаться дальше, так много выстрадав и так много потеряв. Она пристально посмотрела на меня своими глазами цвета морской волны и немного подумала, прежде чем ответить:

– Знаешь, я привыкла думать о себе как о крошечной капле в океане жизни. Но затем пришла к пониманию, что я не капля в океане, а целый океан в одной крошечной капле… На твой вопрос нет ответа, Зои. От некоторых вещей невозможно убежать – вместо этого следует найти способ жить с ними. Секрет в том, чтобы открыть свое сердце, даже если оно разбито. Потому что именно тогда ты обнаруживаешь, что у тебя есть способность вместить все: боль и любовь, тьму и свет. Совсем как океан. Найти в себе силы для этого может оказаться непростой задачей, и на это требуется время. Но в конце концов именно принятие правды сделает тебя свободным.

Мы с Томом тоже наконец-то поговорили. Прямой, честный разговор о наших отношениях, озвучивание нашей собственной правды. Он рассказал мне, как он беспокоился, в каком отчаянии был, когда однажды несколько недель назад поднялся в мою мастерскую на чердаке и увидел купленные мной вещи. Новые игрушки и книги на полках в спальне, бутылочки с детским шампунем и лосьоном в ванной по соседству – все тщательно расставлено в мансарде, которая стала моим убежищем. И больше всего его потряс вид детского слинга, висевшего на спинке стула: он сообразил, что я носила его, спрятав под шалью, когда выходила на свои одинокие прогулки в парк, библиотеку и Хабус. Это шокировало его, заставив осознать, насколько я была потеряна, когда все дальше и дальше уходила в свой воображаемый мир.

После того как я отказалась пойти с мужем к психологу, он отправился к нему самостоятельно: Кейт порекомендовала Тому врача во время той встречи в парке. Том тоже не знал, что делать, и ему тоже не к кому было обратиться. Именно по этой причине он связался с Кейт, зная, что она была самой близкой моей подругой в Касабланке. Тому хотелось выяснить, доверилась ли я ей вообще и имела ли она какое-либо представление о моем истинном душевном состоянии.

По словам Тома, психолог помог ему признать, что его пьянство стало проблемой. В последние несколько недель он не брал в рот ни капли. Я согласилась сходить с ним на несколько совместных сеансов, хоть и сомневаюсь, что кто-нибудь, каким бы профессионалом он ни был, мог бы помочь мне так же, как это сделала сказительница.

Том поделился, насколько ему было одиноко, как его собственное чувство вины, горе и гнев эмоционально заморозили его. Он погружался в свою работу, уходил из дома пораньше и оставался на службе допоздна, потому что офис был единственным местом, где он мог себя контролировать. А затем, когда рабочий день заканчивался, выпивка помогала ему забыться. То, что он не мог достучаться до меня, лишь усугубляло ощущение поражения и безнадежности. Мы жили как чужие люди под одной крышей.

Он все еще бегает по утрам. Но теперь он присылает мне фотографии восхода, делясь со мной своей надеждой. И я дорожу каждым из этих снимков, зная, что я все еще часть его дня. Нам еще предстоит пройти долгий путь. Но, по крайней мере, мы снова идем по этому пути бок о бок, помогая друг другу, встречая рассветы.

Наконец-то я смогла полностью признать реальность. С помощью Жози (прочитав ее дневник, я знала, что она, возможно, единственный человек, который мог бы меня понять) я смогла найти для этого силы.

Потеря Грейс была самым кошмарным ударом, какой только можно себе представить. В нас не заложено природой жить дольше наших детей. Но ради того, чтобы оторваться от этого страшного прошлого, чтобы не позволить травме диктовать мне всю оставшуюся жизнь, я должна отпустить ее сейчас.

Мы с Жози даже смогли посмеяться над нашим общим сходством с первой миссис Рочестер и согласились, что пришло время последней сумасшедшей женщине на чердаке дома на бульваре Оазо двигаться дальше. Хотя Нина неодобрительно фыркнула и сказала, что мы не должны использовать этот неуважительный термин для описания людей с психическими заболеваниями.

– Нам можно, поскольку речь идет о нас самих, – возразила Жози. – Мы заслужили право.

Упаковав игрушки и книги, детские принадлежности и мобиль с луной и звездами, я попросила Кейт помочь мне отвезти их в центр для беженцев. И чувствовала радость от того, что им найдется хорошее применение. Когда Кейт пришла, чтобы забрать их, она не задавала никаких вопросов о том, почему эти вещи все еще хранились у меня и почему я их отдаю. Она уже знала. Поэтому она просто крепко обняла меня, а затем загрузила их в багажник своей машины.

Кейт помогает Мэй МакКоннахи и ее комитету собирать средства для оборудования комнаты матери и ребенка в центре беженцев. Она спросила, могу ли я, помимо волонтерской работы, иногда помогать женщинам, которые борются с послеродовой депрессией. Я все еще думаю об этом, но полагаю, что мой ответ будет положительным.

Я оставила себе музыкальную шкатулку. И одеяло, конечно. В качестве завершающего штриха по верхней границе серебряной нитью вместе с полумесяцем и одной звездой я вышила имя Грейс. Том делает для него рамку, чтобы повесить одеяло на стену. Я думаю, что поставлю его в нашей спальне, чтобы Грейс всегда была там, куда бы нас ни привели наши сны, будто присматривала за нами, как в свое время присматривали за ней мы.