Хотя, уже… Нормальный давно бы закончил эту пытку, а я с мазохистским наслаждением смотрел. Неотрывно, время от времени сглатывая сухость во рту. Дышал шумно и глубоко, под оглушающий бой, слетевшего с катушек сердца.

Я до сумасшествия хотел Дань. Так хотел, что в паху дико пульсировало и от перевозбуждения ноги сводило…

И это мне на руку было — не вскакивал, не набрасывался — сидел, как прикованный, а она глупо полагала, что у меня стальная выдержка!

Бл*, меня просто парализовало от желания!

— Мой господин ещё что-нибудь желает? — муркнула стервоза, уже у стола обтираясь.

«Трахнуть тебя!» — но это даже не обсуждалось, и боги дайте мне сил выдержать хотя бы ещё немного этого мазохизма.

— Просто… танцуй… — отдал приказ не своим голосом, понимая, что как-то незаметно для себя подсел на дурь с именем Дань. Видимо, она из тех химикатов, к которым привыкаешь с первой дозы.

— Выпить? Пошалить? — игриво прошептала, продолжая меня обольщать жена.

Член болезненно дёрнулся в штанах. Пришлось вновь задом по сидению ёрзнуть и нервным движением стакан по столу к ней двинуть:

— Половину. Коньяк…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это была секундная передышка, но мой алчный взгляд уже обшарил жену, стоящую ко мне спиной у мини-бара с головы до ног и обратно. И задницу её уже без платья видел… как когда-то… когда порол ремнём… и от воспоминания того постыдного, едва опять не кончил.

Дань спасла от позора. Оглянулась через плечо, улыбнулась мило, плеснув в стакан янтарной жидкости и, только я уже был готов сорваться с места, чтобы свершить неприемлемый акт, протянула мне коньяк:

— Заканчивай нас мучить, — понимающе обронила, подступая непростительно близко. Так близко, что я ощущал жар её тела, меня начинало трясти от её мягкого запаха и сладкого голоса.

— Сделай меня, наконец, своей! Раз уж женился…

Она была невозможно хороша, недопустимо порочна!

Да и явное желание быть мной оттраханной, признаться устраивало член, но не меня!

— Ты правда этого хочешь?

— Я устала из трусов выпрыгивать, пытаясь это доказать.

— Древний Хан. Старый извращенец… — продолжал давать пищу для размышлений. Но больше себя дразнил и выискивал оправданий.

Дань недоумённо сморгнула:

— Да я вроде тоже не совсем нормальная. Мне кажется, мы друг другу подходим.

— А моя грубость? Жестокость? Я же монстр…

— Так и я ещё тот озабоченный фрик, — дёрнула плечом. — Недавно выяснила, — сглотнула, на мои губы глянув, — что порка моей заднице полезна, и если тебе приспичит…

Бл*, она не смела такое говорить! Она убивала меня. В клочья рвала моё самообладание.

— Никогда до тебя женщин не порол…

— А я не просто женщина, Хан, — склонилась, руками уперившись в подлокотники кресла и беря меня в такой хрупкий, нежный плен. — Я твоя… Дань, девочка, дрянь, зараза, су*ка, жена! Как захочешь, как пожелаешь… Тебе позволю всё, потому что… уже сдыхаю, — её голос волнительно дрожал. Никогда бы не подумал, что такое мелкое существо способно меня довести до полуоброчного состояния. — Я устала сражаться с твоим шовинизмом. Я не знаю, как ещё доказать, что хочу быть частью твоей жизни! Я хочу быть в твоей семье… Я ХОЧУ БЫТЬ ТВОЕЙ СЕМЬЁЙ! — не орала, не доказывала, но чеканила с чувством.

— В том-то и дело, Дань, я не мальчишка, а ты играешь…

— Я и не играю!

— Ты пьяна!

— Не пеняй на это, глупо…

— Значит, понимаешь, если я захочу?..

— А ты меня не хочешь? — не дала договорить, опять перевернув фразу, как её юному умишке удобно. Шумно втянула воздух, пристально на меня смотря.

— Ты глупая или реально не всасываешь, что со мной творишь? — ёрзнул по креслу, потому что член колом стоял, и уже было больно дышать и даже думать.

— Ты не говоришь, Руслан. Поэтому я варюсь в собственном котле каких-то новых, обжигающих чувств, не зная, когда закончится это душевное издевательство. А я не из тех, кто мирно сидит и ждёт подачки от любви. Я привыкла идти напролом, не особо задумываясь какого другим. Хорошо это или плохо, не о моральной стороне волнуюсь. Я такая… Я горю… И впервые готова узнать, какого другому, а ты закрываешься.

— Я не умею, как ты выражать свои желания, да и разговор о таком — не моя сильная черта, но… я испытываю тоже, что и ты… растерянность, Ад, страх и пожар.

— Тогда в чём дело? — прошептала, глазами на губы уставляясь, словно ждала поцелуя. — Я же… жена… Законная. А ты довёл меня до того, что я научилась себя ласкать, думая о тебе.

Оглушила, сердце то горле грохотало, то в желудке трепыхалось, и член, что б его, конвульсивно дёрнулся на грани извергнуться от прямолинейности стервы, обращающей мой мозг в кашу. И почему-то в моих руках приятная округлость уже горячила ладони, я неосознанно подгрёб Дань за задницу к себе, позволяя высится немного и даже обвить за шею.

— Надеюсь, ты хоть раз передёрнул, думая обо мне? — продолжала меня пронизывать откровенностью Дань.

— До мозолей, — охрипло обронил, не сразу осознав, что не подумал, а вслух сказанул. Но скорее от шока… из-за подобных признаний.

— Вот и отлично, — ничуть не смутилась зараза, — потому что впредь я больше не позволю тебе шлюх. Убью сразу, а тебя кастрирую… Если я мучаюсь, и тебе того же желаю! Тогда, возможно, ты прекратишь строить из себя святого и трахнешь свою жену. А я докажу, что самое прекрасное, что случалось в твоей скучной жизни.

— Ты… самое прекрасно? — даже не знаю, откуда силы звучать. Хотя скорее на сдавленный выход походило. — Скучная жизнь?

Дань, мило улыбнувшись, кивнула:

— И сына тебе рожу!

Очень надеюсь, что когда-нибудь привыкну к прямолинейности этой шайтанши.

— А если я дочь хочу…

— И дочь, но упрашивать придётся…

— Опять свой характер будешь показывать?

— Я и мой жуткий характер — неразделимы, — шепнула наигранно виновато. — И я тоже гордая…