Я знала также, что Роб будет сопротивляться, будет драться, и это было худшим из того, что он мог сделать. Меня внезапно охватила ярость. Каким бы подлым и никчемным ни был Роб, он не заслужил смерти. Я должна была как-то остановить происходящее.

Гнев, отчаяние и чувство несправедливости росли во мне, и у меня было какое-то странное ощущение, будто вокруг моего запястья оборачивается змея. Амулет знал, что вернулся домой, поняла я, и на меня накатила волна спокойствия: у меня был амулет, я была ответственна за то, что происходит, и я собиралась прекратить все это.

– Лукас! – крикнула я, надеясь отвлечь его. Он обернулся и посмотрел на меня в зеркальные стекла, на его губах была невеселая улыбка, длинные сальные черные волосы подчеркивали бледность лица. – Предупреждаю тебя, не надо этого делать!

Я посмотрела на Роба. Он сидел на коленях, глаза закрыты, голова отклонена назад под каким-то неудобным углом, руки вытянуты вперед, пальцы царапают землю. Он дергался как животное во время макабрического эксперимента. Нельзя было терять время. Я, не думая, встала между ними, отчего Лукас в удивлении отступил на пару шагов. Но ничего хорошего из этого не получилось. Он снова начал наступать – прямо на меня, чтобы добраться до Роба. Я пыталась сообразить, чем можно испугать его. Но от этого было мало толку, я чувствовала себя такой сердитой и такой беспомощной – ведь он вот-вот убьет Роба. И тут на меня накатила мощная волна гнева, и я посмотрела прямо в жестокое лицо Лукаса:

– Оставь его в покое!

Не размышляя ни о чем, я ткнула своим амулетом в его амулет и надавила всей силой своей воли, желая, чтобы часть энергии моего амулета проникла в его амулет. Я не знала, что произойдет, просто мне показалось, так будет правильно. Мой амулет ненадолго вспыхнул, будто в камне зажегся огонь, и Лукас взвыл. Этот вой был похож на вой раненого животного, а потом он воззрился на меня, издавая злобные лающие звуки. Роб тем временем медленно повалился на асфальт. Я повторила свое действие, на этот раз с большей силой, и эффект был потрясающим. Огонь из моего амулета, казалось, охватил кисть Лукаса, и неожиданно его рука покрылась золотым сиянием, будто сотней крошечных блесток. Эти огоньки, ускоряясь, поползли вверх, и через несколько секунд он уже светился весь. Он в ужасе поднес руку к лицу и сделал несколько шагов назад. То место, где должен был быть его рот, открывалось и закрывалось. Он издал последний ужасающий рык, и блестки попадали на мостовую, очертив на мгновение его контур.

Я в удивлении отпрянула назад, поскольку эти блестки образовали какую-то странную лужу, и мне не хотелось, чтобы мои ноги коснулись ее. В окне мне было видно, как сверкающая масса стекала к ближайшей решетке водостока. И через несколько секунд она исчезла под мостовой.

Неожиданно стало очень тихо.

Я посмотрела на свой амулет и увидела, что он продолжает светиться странным светом, но тот быстро идет на убыль. В зеркальном стекле отражалась только толпа, Кэллума среди нее не было. Но я увидела кое-что еще – отражение груды тяжелой материи у моих ног. От Лукаса остался только его плащ. Что бы я ни сделала, как бы я это ни сделала, этого было недостаточно: я проиграла. Лукас вытянул из Роба все и исчез.

Роб неподвижно лежал на земле, и вокруг снова начала собираться толпа любопытных. Я быстро проверила его состояние; он дышал, но был без сознания. Достав телефон, я вызвала «Скорую», крикнув кому-то из толпы, чтобы принес воды из ближайшего офиса. Роб выглядел совершенно беспомощным и моложе самого себя на несколько лет. Все, что я могла сделать, – это положить его поудобнее и ждать прибытия медиков. Но я была не в силах спасти его; Лукас одержал победу. Никто не скопировал сознание Роба, как это сделал для меня Кэллум. Роб умирал.

«Скорая» приехала в течение нескольких минут, и медики начали работать с Робом, вежливо оттеснив меня в сторонку. Я находилась в ужасном состоянии; Роб был, считай, при смерти, а Кэллума по-прежнему нигде не было видно. Я пыталась слушать, что говорят медики, но все равно продолжала искать в отражающих поверхностях хоть малейший отблеск его лица.

– Что здесь произошло, мисс? Что привело его в состояние коллапса?

– Я… Я действительно не знаю. Мы с ним спорили, и вдруг он обхватил голову руками и начал вскрикивать. А затем опрокинулся на землю. – Не имело никакого значения, что я лгу; если бы они знали, что случилось, это никак не сказалось бы на лечении, поскольку все равно было невозможно что-нибудь сделать. Мозг Роба перегорел. Лукас забрал у него все, несмотря на мои попытки остановить его. У меня по лицу ручьем текли слезы – события этого дня переполняли меня.

– Как его зовут? Вам известны какие-нибудь медицинские сведения о нем, которые нам надо знать? – Я смотрела, как один из них надевает на лицо Роба кислородную маску, измеряет пульс, пытается обнаружить какие-нибудь признаки жизни. Второй медик ждал ответов на свои вопросы.

– Ээээ, Роб. Роберт Андервуд. Я ничего не знаю о состоянии его здоровья, но выглядел он здоровым, – бормотала я.

– А какие у вас отношения?

– Мы просто друзья, и всё. Друзья. – Мои слова трудно, наверное, было разобрать сквозь бесконечные всхлипывания.

– Адрес? – мягко спросил он.

– Где-то в Хэмптоне. Я знаю, как добраться туда, но почтовый адрес мне неизвестен. Простите. – Я испуганно посмотрела на него.

– Все о’кей. Мы отвезем его в больницу, там сделают все, что нужно.

– Можно поехать с вами? Мне не хочется оставлять его.

– Конечно. Всегда хорошо иметь под рукой кого-то, кто знаком с пациентом.

– О’кей, Клив, я стабилизировал его состояние. Давай занесем его в машину, – сказал другой медик. – Если нам повезет, при нем должно быть удостоверение личности. – Он протянул Кливу бумажник, который забрал из заднего кармана Роба.

– Послушайте, – сказал Клив, когда мы направлялись к машине. – Почему бы вам не просмотреть, что у него тут лежит, пока мы будем ехать, вдруг найдете его адрес? – Он отдал мне бумажник и чемоданчик, и я неохотно взяла их. Я была совершенно уверена, что Роб не хотел бы, чтобы я рылась в его вещах.

Они занесли его в машину, и Клив залез на водительское сиденье. Я сидела сзади с Робом и другим парнем. Тут включили сирену, и я чуть не подпрыгнула на месте. Роб лежал совершенно неподвижно и казался мертвым, а я вертела в руках его бумажник. Что я скажу его матери? Из глаз снова хлынули слезы, и врач молча протянул мне упаковку бумажных салфеток.

– Ну что, не нашли еще адрес? – спросил он, кивая на бумажник после того, как поставил Робу капельницу.

– Эээ, еще нет, – шмыгнула я носом. – Сейчас посмотрю.

В бумажнике были обычные бумажки и использованные билеты на концерты, клочки бумаги с нацарапанными на них телефонами, а на самом дне я обнаружила флешку. Мою флешку. Мои брови от удивления взлетели вверх, но я постаралась быстро скрыть свое изумление. Когда врач отвернулся, я вынула ее из бумажника и спрятала в ладони. А еще через пару секунд она благополучно перекочевала в задний карман моих джинсов. Надо будет уничтожить ее прежде, чем она станет причиной новых проблем.