Иннокентий IV тотчас же послал инструкции своему легату во Франции; эти нападки, писал он, были внушены французским баронам императором, врагом, который стремится к ниспровержению веры. Легат должен будет отлучать от церкви членов союза (statutarii) и всех тех, кто будет заставлять признавать их устав (статут). Дело шло, конечно, не о вере, так как четыре комиссара, выбранные членами союза, — герцог Бургундский, графы Бретанский, Ангулемский и Сен-Поль — были люди благочестивые, принявшие крест одновременно с Людовиком Святым. За время пребывания Людовика IX на Востоке (1248–1254 гг.) союз мало-помалу распался, так как наиболее рьяные из составлявших его баронов отправились вместе с королем. Но он вызвал даже в городах меры против расширения церковной юрисдикции.

Король не примкнул формально к этой организации светской защиты; но он и не осуждал ее, и оригинал союзного договора «статутариев» (statutarii) имеется в Сокровищнице хартий. Во время его отсутствия, несмотря на то что регентшей была благочестивая Бланка Кастильская, люди короля, особенно на юге, проявили агрессивность, и столкновения из-за юрисдикции умножились. И успокоение произошло лишь по возвращении Людовика IX.

В истории отношений между капетингской монархией и церковью назначение епископов и аббатов было причиной еще более серьезных волнений, чем спор из-за суда. С XIII в. вопрос этот начинает ставиться трехсторонне: король желает сохранить свои старинные прерогативы, духовенство — свои «вольности», кроме того начинают обнаруживаться притязания папской власти. Напомним, что у короля было право регалии по отношению к большому количеству епископств и аббатств, даже вне пределов его домена. От его власти в этом отношении ускользали, пожалуй, только южные области и Бретань.

Когда какая-нибудь епископская или аббатская кафедра становилась вакантной, капитул или монастырь смиренно ходатайствовали перед королем о разрешении произвести выборы. В промежутке король пользовался доходами, назначал на освобождающиеся бенефиции, и его право регалии прекращалось лишь после того, как он одобрит выборы и избранный принесет ему присягу на верность. С другой стороны, даже в обычное время, он имел право давать некоторые пребенды и таким образом вознаграждать за оказываемые ему услуги и создавать преданных ему людей.

Филипп Август во второй половине своего царствования сделал много уступок в этом отношении, что можно объяснить себе разве только необходимостью добыть деньги или политическими соображениями, которые точно нам неизвестны. Он не только редко отказывал в разрешении произвести выборы или в признании избранного, не только восстановил в Нормандии канонические выборы, но даже отказался от права давать разрешение на выборы в пользу лангрского капитула и от пользования регалией во время вакантности кафедры в этом епископстве, а также в Аррасском, Окоеррском, Неверском и Маконском[99]. С другой стороны, он три раза предоставлял папе располагать очень важными кафедрами — в Сансе, Реймсе и Париже. Людовик VIII, Бланка Кастильская и Людовик IX настаивали на своих правах, по крайней мере, в теории, с большей твердостью, чем Филипп Август. Об этом свидетельствуют инструкции, оставленные Людовиком Святым своей матери при отправлении в Святую землю. Но на практике они бывали сговорчивы и великодушны. Возврат доходов, полученных в период регалий, стал обычным. Людовик VIII обещает это делать во вновь присоединенных землях по отношению к епископским кафедрам в Анжере, Ле-Мане и Пуатье под условием, чтобы вновь избранные епископы приносили королю присягу на верность в ближайшие сорок дней. Такие примеры становятся очень часты в царствование Людовика Святого, но право свое король все-таки оставляет за собой. Более удивительной, на первый взгляд, является легкость, с которой Бланка Кастильская и Людовик Святой смотрят на то, как папа нарушает свободу канонических выборов, непосредственно назначая многих епископов. Так, кардинал де Сент-Анж, легат Григория IX, намечает нуайонского епископа в 1229 г. Иннокентий IV вступает в соглашение с руанским архиепископом о назначении епископом в Эврё декана Сен-Мартен-де-Тур и назначает на кафедру в Нуайоне избранника меньшинства каноников — Петра Шарло. Не все это легко объясняется: в 1229 г. Бланка Кастильская не могла перечить легату, который защищал ее против мятежных баронов; декан Сен-Мартена был рекомендован папе Людовиком Святым, а что касается Петра Шарло, то это был незаконнорожденный сын Филиппа Августа. Из этих двух примеров не следует выводить заключение, что Людовик IX был лицемером. Он принимал участие только в достойных кандидатах и жил в такой глубоко интимной близости с церковью, что вовсе не думал, что в подобном случае совершает злоупотребление властью.

Отношения королевской власти со Святым престолом в период с 1202 г. приблизительно по 1260 г. не так хороши, как с духовенством Франции. Не переставая расточать друг другу свидетельства любви и уважения, обе эти власти имели множество поводов для столкновений. Основательно обдуманная и упорная политика пап не могла сойти с намеченного себе пути. Обеспечить безопасность папы в Риме, не допустить императора к господству над Италией, не упускать случая подчинить королей сюзеренной власти Святого престола, поддерживать мир среди христиан, освободить Святую землю, истребить еретиков — одним словом, установить под главенством папы царство божие на земле — такова была программа, начертанная Иннокентием III. Мы видели, что он пребывал в почти непрерывном конфликте с Филиппом Августом; дело о разводе с Изамбур, как ни было оно важно с точки зрения канонического права, в конце концов уладилось; но внешняя политика Филиппа Августа, игра, которую вел Иннокентий III, чтобы заставить Иоанна Безземельного признать его своим сюзереном, покровительство, которое с тех пор папа стал оказывать своему английскому вассалу, врагу короля Франции, — все это породило длительное недоверие между парижским двором и римским. Людовик VIII только тогда настоящим образом примирился с Гонорием III, когда согласился вести войско против альбигойцев.

Позиция, занятая Людовиком Святым в борьбе не на жизнь, а на смерть между Гогенштауфенами и папами Григорием IX и Иннокентием IV, была великодушной и честной, и если Карл Анжуйский в конце концов извлек пользу из ослабления обеих враждующих партий и получил себе королевство, незаинтересованность самого Людовика IX в этом отношении может не подвергаться никакому сомнению. Он поддерживал престиж короны Франции, и, когда отправлявшиеся на собор в Рим французские прелаты были взяты в плен, он заставил Фридриха II освободить их (в 1241 г.). Но он не старался воспользоваться обстоятельствами и наложить руку на Арелатское королевство или хотя бы на Лион, что было бы ему очень легко сделать. Он отказался от императорской короны за своего брата Робера д’Артуа. Он считал, как все средневековые идеалисты, что и империя, и папство были учреждениями божественными и должны быть свободными от людской жадности и от духа мстительности. Когда Иннокентий IV, не чувствовавший себя в достаточной безопасности в Риме, перебрался через Альпы и поселился в Лионе, представители короля Франции явились умолять его проявить миролюбие: разве Фридрих II не предлагал подчиниться третейскому суду королей Франции и Англии? Иннокентий IV отказался от какого бы то ни было компромисса и объявил своего противника лишенным своих королевств (1245 г.). Людовик IX соблюдал равновесие: он продолжал дружественно относиться к Фридриху II; но когда, два года спустя, тот объявил о своем намерении идти на Лион, для того ли, чтобы захватить папу, или, может быть, повторить историю с Каноссой, король Франции велел передать Иннокентию IV, что защитит его от всякого насилия, и Фридрих отказался от своего намерения.