Я кое-как выбираюсь из автомобиля и качу чемодан по тротуару. Такси уезжает, и я остаюсь наедине с воспоминаниями о былом.

На лужайке торчит деревянная табличка: «Продается», внизу — координаты риелтора. Дом сложен из красного кирпича. Когда-то он казался мне таким прочным, едва ли не горделивым. Теперь вид у него заброшенный, несчастный и одинокий. Стриженая трава побурела. Между ступенями крыльца — длинные разросшиеся сорняки. На некогда ухоженных клумбах занял прочные позиции трехфутовый чертополох.

Если человечество постигнет катастрофа, мир достанется тараканам. И чертополоху.

На ручке двери висит запирающийся ящик для писем, из-за этого дверь трудно открыть. Я едва справляюсь с замком, ругаясь сквозь зубы.

Наконец дверь отходит. Немедленно начинается сквозняк, подхватывает со столика в прихожей бумаги, они порхают в воздухе, прежде чем упокоиться на полу. Это все риелторские листки. Я поднимаю их и неаккуратной стопкой водворяю на место.

В большой комнате царит та же мерзость запустения. Цветы засохли в горшках, на каминной полке — размякшие свечи. На кофейном столике — наш семейный портрет, реликвия далеких счастливых времен. Ева, Роджер и я… Рядом — фотография родителей Роджера и ваза, подаренная его двоюродной бабушкой. Я несколько удивлена, что эти вещи по-прежнему здесь. Хотя сама же указывала в соглашении о расторжении брака, что все, находящееся в доме, остается за мной.

Вот уж не думала, что Роджер пойдет на это. Я ведь ему как бы вызов бросала. Давала понять, что, мол, вот тебе плата за уход от меня к Соне. Нитки из прежнего дома не заберешь!.. Могла ли я предположить, что он сочтет такое условие справедливым?..

* * *

На другой день после полудня я с некоторой робостью подхожу к моей любимой старой машине. Но опасения излишни. Она заводится с пол-оборота, хотя на ней несколько месяцев не ездили. Преисполнившись благодарности и любви чуть не до слез, я задом выезжаю из гаража и держу путь к офису Кэрол.

По дороге я начинаю понимать, что несколько промахнулась с одеждой. День жаркий, а я облачилась в деловой костюм. В ризы власти, как, помнится, говаривали в восьмидесятые. На мне шелковый пиджак баклажанного цвета с подбитыми ватой плечами. Я желаю выглядеть властной. Успешной. Деловой.

Контора Кэрол располагается в старой части города. Здесь очень зелено, много деревьев. Дома в основном жилые, так что с парковками туго. На крохотную стоянку приходится втискиваться по гравийной дорожке, проложенной вдоль стены здания.

— Здравствуйте! Могу я вам чем-то помочь? — спрашивает администраторша, когда я вхожу.

— Я к Кэрол. Мне назначено на два сорок пять.

— Ваше имя?

— Аннемари Циммер… то есть Олдрич, — поправляюсь я поспешно. — Аннемари Олдрич.

Потерплю еще часок, так и быть. А потом в самом деле вновь стану Аннемари Циммер.

Администраторша не придает значения путанице с фамилиями. Она просто звонит Кэрол.

— Тут к вам пришли… На два сорок пять… Ага… Ага.

Она берет маркер и делает жирную пометку в гроссбухе. Потом вешает трубку.

— Кэрол готова принять вас. Как пройти, знаете?

— Да, — говорю я. — Я тут уже бывала.

Несмотря на звонок администраторши, кабинет закрыт. Я стучу.

— A-а, Аннемари, — слышу я голос Кэрол. — Заходи, заходи.

Она распахивает дверь, широко улыбаясь. Энергично пожимает мне руку и одновременно втягивает меня в комнату. Усаживает на стул и возвращается за свой стол. Все здесь миниатюрное. Начиная с хозяйки. Не нормального человеческого размера, а примерно в три четверти.

— Я думаю, много времени слушания не отнимут, — говорит она.

И наклоняется вперед характерным движением, которое типа должно помочь мне раскрепоститься. Будь она мужчиной, она сейчас расстегнула бы манжеты и поддернула рукава.

— Соглашение достигнуто, все бумаги заполнены, так что, если судья не окажется законченным крючкотвором, все должно пройти как по маслу.

— Крючкотвором? А что, есть к чему придраться?

— Дело в том, что обычно имущество делится в пропорции пятьдесят — пятьдесят пять процентов, как правило, с некоторой разницей в пользу жены, так что тут у нас сильного отклонения нету. К тому же заработок у него гораздо больше твоего, а ты за алиментами не обращаешься…

— Нет, — говорю я. — Не хочу больше иметь с ним дел.

Она поглядывает на часы.

— Сейчас скажу Николь, чтобы такси вызвала… Да, и вот еще что. Когда судья спросит, как давно вы не живете вместе, скажи — два года.

— Но это же неправда…

— Ты хочешь развестись? — спрашивает она.

— Ну да, конечно…

— Тогда скажешь ей, что вы живете врозь уже два года.

* * *

Через четверть часа мы с Кэрол прибываем к зданию суда. Она расплачивается с водителем, а я окидываю взглядом строение.

Роджер и Соня стоят на ступеньках. Я вижу ее сзади, но кто бы сомневался, что это именно она! Одета в бледно-желтое открытое платье, позволяющее любоваться загорелыми изящными руками и ногами. Распущенные волосы падают на спину густой массой каштановых завитков. Вот она поднимается на цыпочки, показывая плоские подошвы сандалий. Роджер наклоняется и обнимает ее. Закрыв глаза, он зарывается лицом в ее волосы. Судя по всему, ему радостно и хорошо. Он словно спрашивает себя: и как это вышло, что мне такое чудо досталось?

Я отворачиваюсь до того резко, что шея хрустит. Мне словно мачете прямо в сердце вогнали.

— Ну как, готова? — спрашивает Кэрол.

Я оглядываюсь.

— Что?..

Она смотрит на меня, держась за ручку.

— А… ну да, — произношу я.

— Тогда пошли.

Я закрываю и открываю глаза. Набираю полную грудь воздуха. Выбираюсь из такси. И иду.

Роджер поднялся наверх и проходит сквозь вращающиеся двери.

Соня идет прочь, исчезая в толпе. Воздушное желтое платье вьется вокруг ее ног. У нее осанка африканской царицы, рослой и горделивой. Хотя она белая и росту в ней — всего ничего. Она источает энергию, она словно островок солнца в безликом море деловых костюмов. Помимо воли я провожаю ее взглядом, пока последний отблеск желтого не гаснет в серой толпе.

Наконец отвернувшись, я наталкиваюсь на взгляд Кэрол.

— Как ты? — спрашивает она.

Я отвечаю:

— В полном порядке.

— Мужайся, Аннемари. Недолго осталось.

Она берет меня под локоть. Я безвольно иду за ней наверх по ступенькам.

Спасибо и на том, что Сони не будет на слушаниях. Я бы этого, пожалуй, не выдержала. Мне бы с присутствием Роджера как-нибудь справиться. В эти минуты я его ненавижу, как никогда в жизни.