Пополнение пришло необученное, невооруженное как следует, а нас вновь в бой бросили. Без артиллерии и связи. Немцы фронт прорвали.

Сражались на р. Сож. Немцы сразу же за нашими отступающими шли. Хорошо, что вовремя заметили. Успели мосты взорвать. Только этим и остановили врага. У меня от роты всего два человека осталось – я и боец. Потом наша артиллерия подошла, помогла нам хорошо. Немцы все прорваться пытались, но потери большие понесли и остановились.

В августе меня снова ранило. Тяжело. В госпитале пролежал почти два месяца – кости все сращиваться не хотели. Потом снова на фронт попал. Участвовал в наступлении. Попали в окружение, вырвались. Дрался на Брянском направлении. Вырос до комбата.

Потом снова в госпиталь попал. Снаряд рядом взорвался. Осколки всего порезали. Лечился в Горьком. Оттуда уже снова в наш полк вернулся.

В мае сорок второго опять ранило – в ногу осколком. Думал – на месте вылечусь. Не повезло. Гангрена началась. Хорошо, врачи спасли. Правда, считай, все лето по госпиталям пришлось промотаться. Я сначала здесь в городе лежал, а как немцы фронт прорвали, нас из Воронежа в Тамбов перевели. Вылечился и снова в полк. Сюда в Воронеж. Так тут в городе и дрались. От полка снова одни ошметки остались. Сейчас вот пополнение ждем. Говорят, скоро на запад пойдем, только тут все закончим и пойдем.

– А что, тут разве еще не закончилось?

– В основном да. Но есть тут еще и немцы, и венгры, и предатели, что по норам в завалах скрываются. На наши караулы и народ периодически нападают. Вот мы с «чекистами» и зачищаем город от них.

– Наших, довоенных, в полку много?

– Нет, человек пять наберется. Из командиров всего двое – я да Дима Беломоин. Он из 2-го батальона, командовал 6-й ротой. Может, помнишь его?

– Не знаю. Я с ребятами из 2-го батальона почти не общался.

– Понятно. Остальные наши парни на пути от Бреста к Воронежу полегли или без вести пропали.

– А что с Матвеевым?

– Комполка? – переспросил Роман. – Говорили, погиб, отражая танковую атаку. Жаль.

– И не говори. Толковый мужик был. А остальные из руководства полка?

– Комиссар Аношкин Николай Иванович, ответственный секретарь парткомиссии Почерников Иван Михайлович, начхим капитан Семенов погибли еще у Бреста…

– Вечная им память! Хорошие были люди!

– Начштаба капитан Руссак – летом 1941 года пропал без вести, – сделав глоток из стакана, продолжил старлей. – Говорили, что он с группой бойцов пытался вырваться из окружения, больше его никто не видел. Мой комбат Гелашвили – тоже пропал без вести[175]. Начальник полковой школы капитан Джиджишвили Александр Иванович погиб летом 1941 года в окружении.

– А из моего батальона сейчас есть кто в полку?

– Нет. Правда, кое о ком из командиров могу рассказать. Комбат – капитан Гончар, Нестор Бокерия[176] и Иосиф Лисецкий[177] летом сорок первого пропали без вести. Об остальных не знаю. Ну, а ты-то как сам?

– Я – как все. Воевать начал в крепости. Потом с группой бойцов удалось вырваться из окружения и уйти в пущу. Сколотил отряд. Дрался в Белоруссии. В июле сорок первого севернее Могилева с отрядом перешел линию фронта. Сражался под Москвой, в Белоруссии и на Кавказе. С января этого года был неподалеку отсюда. Участвовал в наступлении, давил врага. Теперь вот на переформирование едем.

– Наших кого встречал?

– Из командиров никого. Часть ребят из моей роты и батальона, что в казарме в ночь на 22-е оставались, под моим началом до сих пор и ходит. В Слуцке еще пару наших бойцов подобрал.

– А с нашего батальона кто есть?

– Увы, нет. В крепости были, а в отряде нет. Остались там в крепости.

– Понятно. Кем ты сейчас? Комбат или штабной? Куртка у тебя знатная. У нас в такой только комполка ходит. Остальные шинелями или бушлатами обходятся.

– Типа того, – уклонился я от ответа.

– Помнится, Александр Ерастович[178] еще до войны, после совещания у комполка говорил, что ты далеко пойдешь. Знать, прав был.

– Наверное.

– Кстати, а что ты без погон? Да и остальные парни, что с тобой едут, тоже. Я так понял, вы все из одной части? Не завезли? А у нас уже всем выдали.

– Нам не положено. Я в штурмовых частях НКВД служу.

– Тогда понятно. Интересно, чего это вас погонами обделили?

– Кто его знает. Да нам без погон удобнее. Они под бронником ломаться будут, цепляться за ткань, да и звания не будет видно.

– Это верно. Я погоны тоже только когда в штаб дивизии или куда еду ношу, а так стараюсь петличными знаками обходиться. Наши, полковые, к этому с пониманием относятся. Сами так на передовой ходят…

Пока разговаривали, показался конец колонны пленных – несколько телег с ранеными. Мои «архангелы», до этого стоявшие в сторонке, заволновались. Один из них о чем-то переговорил с Сафоновым, и тот подошел к нам.

– Владимир Николаевич, нам пора.

– Да, пора. Ром, давай адрес своей полевой почты. Гора с горой сходится, а уж мы-то просто обязаны это сделать, – доставая из планшета блокнот и ручку, сказал я.

Пока старлей диктовал адрес, к нам подошел политрук.

– Товарищ подполковник, – обратился он ко мне. – Мы готовы.

То, что Крупин сильно удивился услышанному, описывать не буду.

– Хорошо. Сейчас иду, – ответил я. – Вот, Виктор Григорьевич, своего однополчанина встретил. Полтора года не виделись. Мы с ним войну в Брестской крепости встретили. Он в составе вашей армии здесь в городе воевал…

Глухой винтовочный выстрел прозвучал из расположенных рядом развалин. Следом раздался еще один. Сафонов, стоявший рядом со мной, покачнулся, а затем медленно стал заваливаться на бок. Одна из пуль попала Николаю в голову, вторая в правый бок. Николай, падая, увлек меня за собой. Что-то теплое ударило в лицо…

Охрана заполошенно открыла ответный огонь, а Роман, присев, достал пистолет. Старший политрук упал на землю и перекатился под автомашину. Мой комсостав рассредоточился и, заняв позиции, вел наблюдение по сторонам. Дав пару коротких автоматных очередей, «архангелы», прикрывая друг друга, рванули в ту сторону, откуда были выстрелы.

Помочь Сафонову я уже ничем не мог. Пуля разворотила ему голову и обезобразила лицо.

В стороне, куда убежали мои бойцы, раздалось несколько автоматных выстрелов, а потом разорвалась граната. Поднявшись с земли, я укрыл шапкой то, что осталось от лица Николая.