– Эта книга испортит мне жизнь? – спросил он.

Я покачал головой.

– Я даже не назову ваше настоящее имя, если не захотите. Мне просто нужна информация.

– Какая?

– Делука.

Андре напрягся.

– Это ублюдок. Он мог бы притянуть обе наших задницы за трах с шестнадцатилетней девочкой. – Андре стремительно ко мне наклонился. – Ты должен понять одну вещь, чувак: я не знал, что Патриш несовершеннолетняя. Если бы я знал, я не дал бы ее трахнуть никому.

– Я тебе верю.

У меня не было причин ему не верить, в тот момент настоящего возраста Патрисии не знал даже Делука. Она играла по-взрослому.

– Как долго вы знали Делуку до того, как он связался с Патрисией? – спросил я.

– Года три, наверное. Видите ли, я снабжал все магазины «Уолгрин» в западных пригородах. А Фрэнк во многих из них работал: в Оук-Парк, в Элмхерсте, в Шаумбурге и некоторых других. Я его постоянно встречал.

– Вы развлекались с ним еще до того, как он встретил Патрисию?

– О да. Фрэнк вечно что-то устраивал. Он был сексуально озабоченный, вроде этих – как их называют, – этих страдающих нимфоманией мужчин?

– Сатиры, – сказал я.

– Да, это был Фрэнк. Большую часть времени у него был стояк – и он не был сторонником тратить его впустую.

Андре принесли коктейль, и он немедленно сделал большой глоток.

– Так, – взволнованно сказал он, – против меня точно не выдвинут обвинения из-за того, что я вам расскажу?

– Никогда, – заверил я его. – По закону даже сама Патрисия не сможет выдвинуть обвинение в изнасиловании. Слишком много лет прошло.

Андре сделал еще глоток из своего бокала.

– Так что вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о Фрэнке и Патрисии. И о Фрэнке до Патрисии.

– И вы в своей книге не назовете мое настоящее имя?

– Не назову. Это нормальная практика.

– Хорошо, чувак, – согласился Андре. – Я расскажу.

Рассказать Андре было о чем.

28

Июнь – сентябрь 1973 года

До семнадцатого дня рождения Патрисия чудом дотянула без нервного срыва.

Она жила в постоянном напряжении. Ничего не давалось легко, все ее существование превратилось в кошмар лжи. Родителям она лгала о своем рабочем графике, чтобы побыть с Фрэнком. Фрэнку лгала, что наслаждалась сексом втроем, который он устроил с Андре. Она врала о том, куда шла, где и с кем была, что делала, что чувствовала. Вранье о возрасте тоже мучило ее. Ей постоянно требовалось быть начеку, чтобы не потерять бдительность и не выдать какую-то правду.

Как ни странно, в ту пору у нее ни с кем не было открытых конфликтов. У отца, казалось, хватало неотложных дел, его раздражение из-за ее работы отошло на задний план. Кроме того, он на работе упал с погрузочной платформы – или сказал, что упал – и сломал руку. Мэри подозревала, что он участвовал в драке, Патрисия подслушала, как мать расспрашивала его о проблемах, возникших, видимо, из-за подработок в перевозчицкой и грузчицкой фирме. Фрэнк, как обычно, сказал ей не волноваться, это его дело, он сам во всем разберется.

Мэри, естественно, волновалась. Мэри всегда тревожилась обо всем, что связано с семьей. Однако то, что она переключилась на заботы о муже, принесло Патрисии и Майклу временное облегчение.

Майкл благодаря свойственной ему жизнестойкости оправился от травмы из-за отлучения от неофициального списка халявных едоков «Коркиз» и устремился навстречу новым возможностям себя проявить. Вместе с отцом он продолжал отдаваться радиолюбительскому хобби и все еще отказывался говорить, что означает его позывной «Синий мул». Он также серьезно заинтересовался мопедами и другими моторизованными двухколесными «зверями», из-за чего мать скорее всего тоже уже собралась волноваться.

В школе Патрисия на первых порах столкнулась с проблемами из-за своего нового стиля одежды. Пара учительниц неофициально с ней побеседовали о длине – или дефиците оной – ее мини-юбок, мальчишки, точно индейские разведчики, продолжали ее преследовать, а некоторые девушки за ее спиной над ней насмехались. Однако вскоре все, казалось, привыкли к тому, что она просто изменилась. Интерес к ней снизился до легкого любопытства.

А с Делукой, пока она делала все, что он от нее хотел, никакого напряжения не было. Добиваясь от нее своего, он был обаятелен, нежен и внимателен. Но, чувствуя, что Патрисия ему не повинуется, он делался мрачен и угрюм. А как неповиновение он воспринимал любые попытки Патрисии осознать на рациональном уровне то, что они делали, а также поговорить с ним о ее собственных предпочтениях в постели. А хотела она только одного – чтобы в их отношениях были только они двое, Фрэнк и Патриш, и никого другого.

Фрэнк подчеркивал в разговорах с Патрисией, что он с ней необычайно терпелив.

– В конце концов останемся только ты и я, – обещал он. – Но сначала я хочу, чтобы ты испытала все аспекты секса. Когда ты хочешь быть только со мной, я хочу быть уверен, что ты знаешь, о чем говоришь. Я поверю, что ты действительно меня любишь, только когда ты узнаешь о сексе все – и все равно будешь меня хотеть.

Патрисия качала головой.

– Прости, этого я не понимаю. Я люблю тебя сейчас. Ты знаешь, что я тебя люблю.

– Конечно, я знаю, что ты меня любишь, – продолжал объяснять он, – но ты любишь меня, исходя из того, что ты знаешь сейчас. Послушай, я приведу тебе пример, хорошо? Ты любила меня до того, как мы устроили вечеринку с Андре, верно? Потом мы с ним развлекались, и, когда все закончилось, ты любила меня, верно? А теперь позволь мне тебе кое-что сказать, чего ты, возможно, не знала: белые женщины в какой-то момент жизни обязательно задаются вопросом, а каково это – когда тебя трахает чернокожий парень. Этим вопросом задаются все женщины, вполне возможно, этим вопросом задавалась твоя собственная мать. Причина в том, что афроамериканцы имеют репутацию обладателей огромных членов, понимаешь? И что они должны быть в состоянии трахаться, как бабуины, просто продолжать и продолжать до тех пор, пока женщина не будет окончательно измочалена. Поэтому белым женщинам, естественно, любопытно, они говорят своему парню, что любят его, но продолжают задаваться вопросом, а как это было бы с большим черным жеребцом. Но, видишь, от этого я тебя избавил. Ты знаешь, каково это. И я знаю, что ты