Во второй половине дня они сели на автобус, идущий из Авиньона в Сорг. Ярко раскрашенный автомобиль с открытым верхом, который местные жители называли «быком», катился по извилистой дороге среди полей с высокой травой и лиственных рощ, которые тянулись на протяжении шестимильной поездки к северу от города. Когда они вышли на остановке, залитой солнечными лучами, Пикассо держал в руках две туго набитые ковровые сумки. Они прошли через железные ворота к гравийному двору со старым оливковым деревом. Когда они поднялись на крыльцо, Пикассо попросил Еву открыть высокую дверь. Тяжелая створка со скрипом повернулась на петлях.

– Это место называется вилла «Клошетт». Мэр заверил меня, что дом вполне подойдет для нас, и здесь никто не будет нас беспокоить, – объяснил Пикассо, когда они вошли внутрь и оказались в холле с красивым бело-голубым мозаичным полом и белеными стенами. Дом был построен в мавританском стиле, очень популярном за пределами Парижа.

Тяжелые ставни оставались закрытыми, поэтому в доме было тихо и прохладно, а в воздухе едва уловимо пахло апельсинами. «Должно быть, в саду есть апельсиновое дерево», – подумала Ева, пока Пикассо открывал ставни, наполнив светом сводчатую комнату.

Ева была рада оставить позади маленькие драмы, разыгравшиеся в Сере и Авиньоне. Пикассо не ошибся; в этом маленьком поселке не было ничего живописного, но недостаток очарования с лихвой возмещался почти ощутимой аурой спокойствия. Здесь Пикассо мог исцелиться после ужасной ссоры с друзьями, и здесь он мог спокойно работать. Со своей стороны, Ева хотела создать теплый и заботливый мир, который будет для него надежной гаванью, и найти свой путь, чтобы не раствориться в устремлениях своего возлюбленного. Она удивлялась, как много это стало значить для нее.

– Похоже, здесь есть отличная студия для тебя, – сказала Ева о большой комнате, расположенной сразу за прихожей и залитой солнечным светом.

Она подумала о том, сколько времени понадобится Пикассо, чтобы увешать голые беленые стены своими работами, как это было в Бато-Лавуар.

– Я тоже так думаю и уже испытываю вдохновение, – он опустил ковровые сумки и уперся руками в бедра, осматривая комнату. – Здесь есть приходящая горничная и хорошая повариха.

– Я хотела бы сама для тебя готовить. Моя мать говорит, что это величайшее проявление женской любви, – тихо сказала Ева, чувствуя, как у нее перехватило дыхание. Она до сих пор чувствовала неуверенность, когда говорила о своих чувствах к Пикассо.

Он прикоснулся губами к ее шее. Ева закрыла глаза.

– Я думаю, что существует еще одно доказательство, – лукаво прошептал он, и Ева догадалась, что он улыбается.

Когда Ева обернулась к Пикассо, то увидела, как смягчился его взгляд. Теперь ей было нетрудно заметить, как он предан ей, а ведь всего несколько недель назад она и подумать об этом не смела.

На противоположном конце комнаты, рядом с книжным шкафом, Ева заметила старую подставку для вышивания, наполовину прикрытую тканью. Когда Ева подошла туда и сняла ткань, то испытала приступ ностальгии.

– У моей матери была точно такая же, – сказала она. – Она с ранних лет учила меня вышиванию. Помню, когда она вышивала чудесную скатерть, то разрешила мне сделать розу в самом центре.

– Тогда почему бы тебе не попробовать сделать скатерть для нашего дома?

Эта мысль изумила ее.

– Даже не знаю, – пробормотала она. – Прошло столько лет…

– Мне хорошо известно, что нет такой вещи, которую ты не могла бы изготовить с помощью иглы и ниток. Возможно, ты даже сможешь продавать свои вещи в Париже.

– Эта мозаика и местные краски действительно рождают в моей голове разные образы, – осторожно призналась она. – Они наводят на мысли о разных узорах. Но лучше я сошью элегантную юбку или дамскую накидку.

Пикассо обнял ее.

– Вот видишь? Создавать для тебя так же естественно, как и для меня.

– Это слишком смелое сравнение, – Ева рассмеялась. – Но, пожалуй, будет интересно попробовать. Может быть, мне удастся сделать узор в кубистском стиле. Это будет нечто, не правда ли?

– Это слишком смелое сравнение, – поддразнил Пикассо.

– Ты в самом деле думаешь, что я смогу продавать свои работы?

– Я думаю, что вместе мы можем сделать что угодно, ma jolie.

– Ну, если я решу попробовать, то сначала трудно будет выбиться в первые ряды.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Пикассо.

– Пока мы здесь живем, мне нужно больше узнать о живописи. Провести настоящее исследование.

– Честолюбивая девочка!

– Не дразни меня, Пабло. Мне нужно узнать как можно больше, чтобы стать для тебя интересной собеседницей.

Ева видела, что он тронут.

– Как думаешь, где-нибудь поблизости есть книжный магазин? – поинтересовалась она.

– Если есть, то ты быстро его найдешь. Я знаю, что если ты хочешь, то добьешься всего!

– Но ведь ты поедешь со мной и поможешь выбрать лучшие книги?

– Ваш покорный слуга, – Пикассо галантно поклонился и поцеловал ее, а потом обвел взглядом комнату. – Значит, ты думаешь, что можешь быть счастлива в этом маленьком Эдеме? Здесь действительно уютно и спокойно.

– Пока я с тобой, то буду счастлива где угодно, – ответила Ева и поняла, что в этих словах больше правды, чем в каких-либо других ее прежних признаниях.

Неделю спустя они отдыхали на диване, прикрыв ставни от летней жары. А немного раньше они ездили на рынок, где собиралось множество торговцев из окрестных деревень, продававших ягоды, свежие финики, сыры и разные сорта хлеба. Пикассо с примерным видом держал сумку для покупок, пока Ева ходила от одной лавки к другой, обсуждая достоинства разных трав или торгуясь о цене мяса или цыплят. Потом она, как жена достойного селянина, выбрала для ужина местное вино. В таких обыденных делах она находила огромное удовольствие.

Теперь, во время отдыха, на Еве была лишь ночная рубашка, а на Пикассо – только широкие штаны. Их головы покоились на противоположных валиках дивана, обитого бархатом, а босые ноги переплетались в центре. Пикассо зарылся в кучу газет. Некоторые из них были прованскими, а другие доставили из Парижа. Ева окружила себя тяжелыми книгами о живописи, которые жадно поглощала в последние дни, делая аккуратные пометки в тех местах, о которых ей хотелось узнать побольше. Книги, которые она купила в разных городках в окрестностях Сорга, лежали у нее на коленях и на полу рядом с диваном.

– Ты выглядишь обворожительно, – произнес Пикассо. – Ты хотя бы понимаешь, как морщишь носик, когда хочешь сосредоточиться?

– Ш-шш! – игриво пригрозила она. – Учеба требует сосредоточенности.

– Что нового ты узнала?

– Пока что я убедилась, что тебе слишком мало платят за твои произведения.