– Феспии!

Со стены, где я стоял, казалось, что феспийцы находятся от врага на расстоянии двух ударов сердца. Их передние ряды ударили врага не с тем громом бронзы по бронзе, который знаком эллинам по сражениям между собой, а с почти тошнотворным хрустом, словно десять тысяч охапок виноградных лоз переломились в кулаках виноградаря, когда металлическая поверхность греческих щитов столкнулась с плетеными щитами налетевших мидийцев. Враг поколебался и зашатался. Феспийские копья поднимались и опускались. Через мгновение все поле брани скрылось в смерче поднятой пыли.

Спартанцы на стене оставались недвижимы, пока ряды сражающихся, как мехи, сжимались у них на глазах. Первые три ряда феспийцев сжались, превратились в один при столкновении с врагом; теперь уже последующие ряды – четвертый, пятый, шестой, седьмой и далее, между которыми при движении возник интервал, устремлялись вперед, волна за волной налетали на передние, и каждый воин поднял щит и держал его прямо, насколько позволяли ослабшие с от страха руки, толкая им в спину товарища, налегая левым плечом под верхний край щита и упираясь подошвами и пальцами ног в землю, чтобы вложить в давление всю силу. От одного вида этого останавливалось сердце, а феспийские воины выкрикивали призывы к богам, к душам детей, к матерям, ко всему возвышенному или абсурдному, что толь­ко могли призвать на помощь себе, и, забыв про собственную жизнь, с невероятным мужеством бросались в убийствен­ную давку.

Позади, как муравьи на сковородке, приплясывали феспийские оруженосцы, без строя и без оружия; некоторые пятились в страхе, другие бросались вперед, крича друг на друга, призывая не подводить воинов, которым служат. По этим вспомогательным войскам была выпущена вто­рая, а затем и третья туча стрел. Тысячи вражеских стрел­ков выстроились в тылу копьеносцев и стреляли навесом поверх плюмажей своих товарищей. Бронзовые наконечни­ки втыкались в землю неровным, но ощутимым валом, как морской прибой. Можно было видеть, как этот смертонос­ный занавес отступает по мере того, как за спинами своих копьеносцев отступали лучники, сохраняя дистанцию, что­бы сконцентрировать залп на массе атакующих греков, а не стрелять попусту поверх их голов. Один феспийский оруженосец безрассудно метнулся вперед к линии брани, и бронзовый наконечник пригвоздил к земле его ногу. Феспиец запрыгал прочь, завывая от боли и обзывая себя иди­отом.

– Вперед, к Львиному камню!

С этим криком Леонид покинул свою позицию на стене и ринулся вниз по каменному склону, построенному спе­циально с уклоном. Он выбежал на площадку перед спар­танцами, микенцами и флиунтцами, которые последовали за ним, когда «зона обстрела» вражеских бронзовых стрел отступила под неистовым напором феспийцев. Те сохраня­ли ровные ряды, как делали это десятки раз в предыдущие четыре дня, когда отрабатывали маневры на подготовлен­ных позициях на площадке перед стеной.

Вдоль горного склона слева от места сражения над обла­ками пыли возвышались три камня, каждый в два челове­ческих роста. Именно их избрали вехами.

Ящеричный камень, названный так в честь одного бес­страшного представителя этой породы, который невоз­мутимо грелся сверху, находился в наибольшем удалении от Фокийской стены, ближе всего к Теснине – локтях в семидесяти от действительного входа в ущелье. Решено было позволить врагу продвинуться до этой линии. Соглас­но расчетам, между этой вехой и Проходом может умес­титься тысяча врагов в плотном строю. Тысяча, сказал Леонид, будет приглашена на танец. Там, у Ящеричного камня, с ними следует вступить в бой и остановить их.

Коронный камень, второй из трех, на пятьдесят локтей ближе Ящеричного, определял линию, к которой должны будут подходить отряды подкрепления непосредственно перед вступлением в бой.

Львиный камень, самый ближний из трех, стоявший прямо перед Стеной, отмечал рубеж ожидания и место для разгона. Туда должны будут подходить отряды подкрепления, оставляя между собой и задними рядами уже сража­ющихся достаточно пространства для маневра. При необходимости бойцы могли отступить и восстановить строй, один фланг мог поддержать другой, а раненые получали возможность покинуть поле боя.

И вот теперь спартанцы, микенцы и флиунтцы должны были занять позиции у воображаемых линий, проходящих мимо этих веховых камней.

– Выровнять строй! – проревел полемарх Олимпий.­ Тесней ряды!

Презирая дождь стрел, он расхаживал перед фронтом и выкрикивал приказы своим эномотархам, которые повторяли его слова воинам.

Леонид, выйдя вперед дальше Олимпия, наблюдал за ходом боя, который почти поглотили клубы пыли, поднятые у Теснины. Шум нарастал. Стук мечей и копий по щитам, колокольный звон бронзовых куполообразных шлемов, крики воинов, резкий треск ломающихся копий – все это многократно повторялось эхом между горным склоном и Тесниной, словно в театроне смерти, окруженном амфитеатром. Леонид, все еще в венке, со сдвинутым назад шле­мом, обернулся и сделал знак полемарху.

– Опустить щиты! – проревел Олимпий.

Асписы по всему строю спартанцев опустились на землю, прислоненные верхним краем к бедру воинов, однако руко­ятка и ремень оставались под рукой наготове. Шлемы у всех были сдвинуты на затылок, лица открыты. Рядом с Диэнеком, как блоха, прыгал его командир восьмерки Биас:

– Вот оно, вот она, вот оно!

– Спокойно.– Диэнек вышел вперед, чтобы воины ви­дели его.– Опустите свои сырные тарелочки.

В третьем ряду Аристон, совершенно вне себя от волне­ния, по-прежнему сжимал рукоять щита, не опуская его. Диэнек протолкался к нему и с размаху ударил по его щиту копьем плашмя.

– Рисуешься?

Юноша отшатнулся, моргая, как мальчик, очнувшийся от кошмара. Было видно, что он не может взять в толк, кто такой Диэнек и чего ему надо. Потом, вздрогнув, он пришел в себя, поставил щит на землю и прислонил к колену.

Диэнек стал ходить вдоль строя.

– Всем смотреть на меня! На меня, братья! – у воинов пересохло во рту, язык стал, как ремень, а Диэнек жестким гортанным голосом хрипло лаял на них: – Смотреть на меня, не смотреть на бой!

Воины оторвали глаза от приливов и отливов смерто­убийства, происходившего на «танцевальной площадке». Диэнек стоял перед строем спиной к врагу.

– О том, что там происходит, слепой может сказать по одному звуку.– Голос Диэнека слышался четко, несмотря на шум сражения, доносящийся из Теснины.– Вражеские щиты слишком малы и слишком легки. Их воины не мо­гут себя защитить. Феспийцы их одолевают.– Взгляды всех снова обратились к сражению. – Смотреть на меня! Проклятье, да смотрите же на меня! Враг еще не сломлен. Они чувствуют на себе взгляд своего Царя. Они падают, как снопы, но мужество еще не оставило их. Я сказал, смот­реть на меня! На поле убийства вы сейчас видите шлемы наших союзников, они возвышаются над битвой, как будто феспийцы взбираются на стену. Так оно и есть. На стену из вражеских тел.

И это действительно было так. Было отчетливо видно, как воины волной накатывают наверх, поднимаясь над кипящей бойней.