– Я уже подумал. Чтобы решить эту проблему, для этого мне нужно съездить в Основу к Павлу Заболотному.

– Так в чем дело! Ты ведь мог приехать и не утром. Таким образом, в твоем распоряжении целый день. Представишься Менжинскому вечером, – первую проблему Кольцова решил Гольдман в мгновение ока. Он весь превратился в тугую пружину, которая стала медленно разжиматься. – Теперь насчет Основы! Вопрос с автомобилем вполне решаемый! Вот тебе пропуск на этого твоего… афериста. Веди его сюда. А я тем временем позабочусь об автомобиле.

– Давайте называть его Юрием Александровичем.

– Пожалуй. Так интеллигентнее, – согласился Гольдман и затем с укоризной попенял Кольцову: – Ты, Паша, стал забывать профиль нашего ведомства. А ведь нам нередко приходится производить обыски, вскрывать двери квартир и бронированные двери солидных сейфов. И такой человек, как этот твой… э-э… Юрий Александрович, возможно, окажется для нашей конторы настоящим кладом. Знаешь, я возьму его в свой штат! И не спорь!

– Не нужно, – решительно отверг Кольцов предложение Гольдмана. – Может быть, мы позже вернемся к этому разговору. А пока понаблюдаем.

– Тебе это, Паша, легко говорить, – вступился Гольдман за незнакомого ему Миронова. – А человеку надо чем-то питаться, где-то жить.

– Об этом я подумал, – сказал Кольцов. – Какое-то время пусть поживет в Основе, под присмотром Павла Заболотного.

…И уже через полчаса на стареньком, побывавшем в различных передрягах «Гарфарде» они выехали в Основу.

И дом, и двор, где разместилось беспокойное хозяйство Павла Заболотного, искать не пришлось. Вокруг в поселке стояла зимняя тишина, а с этого двора разносился вокруг шумный детский грай.

Автомобиль оставили за углом, к воротам подошли бесшумно. Павел обратил внимание, что ворота уже отремонтированы и что над ними висит не прежде коряво написанное от руки химическим карандашом предостережение «Дом охраняется Укр. ЧК». Теперь вместо него красовалась вывеска в добротной багетной раме «Коммуна № 1».

Во дворе суетилась ребятня. Те, что постарше, пилили и кололи дрова, рубили хворост, а малыши охапками носили все это под навес. Все были так увлечены работой, что долго не замечали наблюдающих за ними мужчин.

Потом кто-то из детей все же заметил их и сказал складывающему под навесом дрова и хворост Павлу Заболотному. Тот торопливо направился к воротам.

– Ну и чего глазеете? На замки не запираемся, никого не боимся. Входите! – ворчливо пригласил Павло, приближаясь к воротам и еще издалека узнавая Кольцова.

Шум во дворе стих, ребята прекратили работу и с настороженным любопытством издалека наблюдали за встречей их воспитателя с незнакомцами. Лишь когда Заболотный и Кольцов обнялись, двор вновь облегченно зашумел.

По тому, как Заболотный буднично поздоровался с Гольдманом, Кольцов понял, что они часто встречаются. А это могло означать только одно: Гольдман по поручению руководства ВЧК принял над «коммуной» шефство и всячески ей помогает.

Миронова Кольцов представил Заболотному коротко:

– Мой знакомый.

– Миронов, – назвал себя Юрий Александрович.

Широко распахнув калитку, Павло снова грубовато пригласил гостей:

– Ну что вы жметесь у ворот! Не видите, народ сгорает от любопытства на вас поглядеть.

Ребята, и верно, стояли на своих позициях, однако работу прекратили, ждали, когда гости войдут во двор.

Пропустив Гольдмана и Миронова впереди себя, еще раз скользнув взглядом по вывеске над воротами, Кольцов пошел по двору рядом с Заболотным.

– Ну и как вы тут?

– Живем потихоньку. Главное, что в тепле и не голодаем.

Увидев приближающихся незнакомцев, которых вел воспитатель, старшие принялись за дело и усердно застучали топорами. Малыши тоже торопливо задвигались по двору с охапками хвороста и дров. Они уже знали слово «комиссия», а также то, что этой самой «комиссии» надо показывать трудовое рвение. И они старались, зная, что позже Заболотный их похвалит.

А Павел присматривался к детям, пытаясь узнать среди них своих «крестников» Катю и Николая. И никак не мог выделить их среди снующих мимо малышей.

– Смотрю, прибавилось народу. Сколько их у вас сейчас? – спросил Кольцов.

– Семнадцать. Пять девочек и двенадцать пацанов. И заметь, все местные, из Основы. А если харьковских начнем подбирать, целая дивизия образуется.

– Так подбирайте.

– Легко сказать, – вздохнул Павло и печально пояснил: – Крышей над головой, простынями, одеялами, да и одежонкой – этим мы еще как-нибудь обеспечим. Все дело упирается в кормежку. Лютый голод подступает. Умные люди говорят: к весне проявится. Да и с обслугой не все так просто. Мы с жинкой уже не справляемся. А кого попало сюда не возьмешь. Дети – дело сурьезное.

Неподалеку от них остановилась девчушка с охапкой хвороста в руках, уставилась на Кольцова.

– Что, Катюха, неужели не признаешь? – прервав свой рассказ, обратился к девочке Павло.

Теперь и Кольцов увидел в лице девочки что-то знакомое. Нет, он сам вряд ли смог бы узнать Катю. Тогда, теплой осенью, она была тощенькая, воздушная. Сейчас же перед ним стоял, закутанный в ватные одежды и повязанный толстым шерстяным платком, эдакий большеглазый колобок и настойчиво его рассматривал. Лицо девочки постепенно озарялось робкой улыбкой.

– Папка? – несмело спросила девочка, все еще сомневаясь, не ошибается ли. И, бросив на снег хворост, она совсем близко подошла к Кольцову и вновь, теперь уже настойчиво, спросила: – Вы правда папка?

Поначалу растерявшийся Кольцов подхватил девочку на руки, стал ее целовать и, сглаживая первоначальную неловкость, сквозь сдавивший горло спазм, приговаривал:

– А я, понимаешь, не сразу узнал… Все ищу, ищу глазами, а ты… ты, понимаешь, такая закутанная… Ах ты, мой воробышек!

Катя тоже прижималась к нему, все пыталась обнять его за шею, но толстые одежки мешали ей.

Павло Заболотный, поняв, что он сейчас здесь лишний, незаметно отошел в сторону.

Потом Павел почувствовал, как кто-то обхватил его за талию, и увидел подле себя Колю.

– А мы вас ждали, – торопливо заговорил он. – Мы каждый день вас ждали. А вы все не приходили.

– Я пока ненадолго, – почему-то стал растерянно оправдываться Павел. – Но я скоро вернусь. Мне только надо… надо поскорее закончить войну. И я тут же. Я вас не забываю. Никогда. Ни на день.

Затем Павел опустил Катю на снег, взял их обоих за руки и сказал:

– Ну, ведите!.. Показывайте, что у вас тут?

Они повели его по протоптанной в первом робком снегу дорожке, свернули к сараю.

– Это – коровкин домик, – пояснила Катя. – Здесь «Маркиза» живет. А еще у нее есть дочка, «Маруся».