— А то, что в действительности эти аппараты стоят гораздо дешевле… — закончила Наташа совсем тихо.

Я встал и вышел в комнату, принявшись ходить из угла в угол. Что же это, значит, все зря? Вся моя работа коту под хвост? И арест Андрейченко тоже? Да, зло в его лице наказано, но общее зло продолжается! На место Андрейченко пришел другой человек, на место Новожилова — другой… И все остается по-прежнему! И откаты, и беззакония на местах, взяточничество, вымогательство, произвол медсестер и санитарок… Что же это такое?

И сам себе вслух ответил по слогам:

— Сис-те-ма!

Именно в тот момент я отчетливо понял, что бороться с системой бесполезно.

Наташа тихо вошла в комнату, подошла сзади, обняла меня за плечи. Я порывисто обернулся к ней и неожиданно для самого себя сказал:

— Знаешь, Наташка, а ведь Катюха тебя любила.

Наташа вздрогнула и тихо спросила:

— А ты?

Я прижал ее к себе, похлопал по спине, потом приподнял ее лицо и заглянул в глаза.

— Поедешь со мной? — спросил я.

— Куда? — Она взглянула испуганно.

— Я не хочу больше оставаться в этом городе. Меня с ним ничего не связывает, кроме неприятных воспоминаний. И в полиции я больше работать не буду.

— Знаешь, я сегодня думала о том же самом! — с каким-то удивлением констатировала Наташа. — Я не хочу больше работать в этой больнице.

— Так ты поедешь со мной? Я хочу перебраться в Елецк. У меня там бабушка живет, и именно там я родился. А переехали мы сюда, когда мне было три года. Так что это моя родина. Правда, тут придется еще завершить ряд дел — уволиться, получить расчет, продать квартиру… Но все это решаемо.

Наташа слабо улыбнулась и кивнула.

— Поеду, Андрей, — серьезно ответила она. — Поеду…

Я крепче прижал ее к себе и поцеловал ее волнистые каштановые волосы.

* * *

На следующий день я подал рапорт об увольнении. Подполковник Герасимов принял его крайне неохотно.

— Одумайся, Андрей! — начал он, отодвинув листок, исписанный моим почерком. — Не делай глупостей!

— Я твердо решил, Сергей Александрович, — сказал я.

— Да ты, может, меня, дурака старого наслушался, когда я рассказывал, что сам уволиться хотел по молодости, когда тоже, как ты, в дерьмо носом ткнулся? Так я же говорил — до сих пор благодарен человеку, который мне тогда мозги вправил. Ну! Что ты, в самом деле!

Подполковник смотрел на меня убедительным взглядом.

— Не уговаривайте, Сергей Александрович, — покачал я головой. — Это слишком… серьезно для меня. И в этом много личного.

Подполковник Герасимов тяжко вздохнул и посмотрел на меня с грустью.

— Эх, Андрюха! — проговорил он. — Ты же лучший опер у меня в отделении! Самый толковый парень! Где я теперь тебе замену найду?

— Неужели? — Я заставил себя улыбнуться. — Никогда бы не подумал! Вы мне раньше ничего подобного не говорили. Наоборот, утверждали, что я бестолковый!

— Ну, вас если баловать, вы на шею сядете! — ворчливо произнес Герасимов и добавил уже серьезно: — Что ж, надумаешь вернуться — приходи! Я тебя обязательно возьму. И если какая помощь понадобится — обращайся!

— Спасибо, Сергей Александрович, — сказал я.

Подполковник размашисто подписал мой рапорт, протянул мне и сказал еще раз с сожалением:

— Эх, каких людей теряем!

Мы крепко пожали друг другу руки и разошлись. Через несколько дней, получив в кассе расчет и попрощавшись с ребятами, я направился к выходу. Для всех мой уход явился полной неожиданностью. Даже скуповатый на эмоции эксперт Михаил Черновицкий с чувством произнес:

— Да, единственный приличный человек в отделении был — и тот уволился!

Лейтенант Точилин, услышав эти слова, даже не обиделся, он был весь поглощен своими переживаниями.

— Кто же теперь меня прикроет от подполковника Герасимова-то, а? — причитал он. — Андрюх, ну не уходи, будь человеком!

— Ладно тебе! — похлопал я его по плечу. — Подполковник Герасимов, кстати, нормальный мужик.

Точилин воззрился на меня как на сумасшедшего.

— У тебя еще будет возможность в этом убедиться, — подбодрил я его и повернулся к Черновицкому: — А ты, Михаил, прекрати распускать слухи о его жене. И радуйся, что твоя жена здорова.

Черновицкий ничего не понял из моего монолога, но проводил меня задумчивым взглядом.

Я вышел из дверей Управления, в которое заходил, как был уверен, в последний раз. Наташа ждала меня на улице…

— Замерзла? — Я приобнял ее за плечи, и мы вместе пошли по улице. И мне хотелось, чтобы мы и дальше шли вот так, рука об руку, по жизни, в которой нам больше не придется сталкиваться с болью, несправедливостью и предательством… Наверное, не зря друзья меня считали идеалистом…