Пока она это делала, Джи Джи привел себя в порядок и застегивал джинсы. Казалось, что с эрекцией, которой он сейчас размахивал, потребовалось некоторое усилие, но он справился с этим с одной или двумя болезненными гримасами. Она заметила, что он был очень осторожен с застежкой-молнией, и действительно, выпуклость, когда он был готов, была такой же очевидной, как и палатка.

Вздохнув, Джи Джи подарил ей гримасу, а затем подошел к ней и повернулся лицом к четырем людям, наблюдающим за ними с другого конца комнаты. Расправив плечи, он гордо сказал: «Мама, отец, это Анджелина Ильдария София Лупита Гарсия Пимьента, моя спутница жизни».

У Илдарии при этих словах отвисла челюсть, и она в смятении повернулась к Джи Джи.

Глава 13

Джи Джи смотрел на Ильдарию с несколько ошеломленным выражением лица, когда она ругалась на него по-испански, хотя ругань не совсем подходила для того, что она делала. Похоже, у нее был эмоциональный срыв; тревога, отчаяние и обвинение чередовались на ее лице, когда она быстро выплевывала слова на испанском языке, ее руки были повсюду. Она определенно была чем-то расстроена. На самом деле, его храбрый маленький воин выглядел так, будто она была на грани слез… или душила его. Он не был уверен.

Ему действительно нужно было выучить язык, решил Джи Джи. Он то тут, то там улавливал слова, которые, как ему казалось, он понимал, как madre и padre. Он знал, что это мать и отец. Он был совершенно уверен, что уловил hacienda в лавине слов, льющихся с ее губ, что означало дом или что-то в этом роде. Но в какой-то момент она также выплюнула puta, что, как он знал, переводится как «шлюха», и он не мог понять, как это могло повлиять на разговор.

«О боже. Она говорит по-испански, — с благоговением выдохнула его мать, когда Ильдария выдохлась и просто посмотрела на Джи Джи, вероятно, ожидая, что он что-то скажет. «Это, конечно, красивый язык», — добавила она, а затем спросила: «Что она сказала? Она говорит по-английски, дорогой?

«Да, конечно, она говорит по-английски, — пробормотал Джи Джи.

Мирабо перевела им то, что она сказала. Подергивая губами от удовольствия, женщина объяснила: «Ильдария расстроена тем, что ее застали такой… неподготовленной. Она, видимо, не ожидала, что вы приедете так скоро. Джи Джи сказал ей, что вы приедете через пару дней.

«Джошуа!» — с тревогой сказала его мать. — Зачем ты ей это сказал? Ты же знал, что мы сразу вылетим.

— Я ей этого не говорил, — заверил он мать. Когда Ильдария фыркнула, он обернулся и напомнил ей: «Это ты предположила, что они, скорее всего, не прибудут в течение пары дней. Я собирался поправить тебя и сказать, что их самолет, вероятно, был уже на полпути, когда появился Люциан, и ты пошла его впустить.

Ильдария какое-то время молча смотрела на него, а затем склонила голову, опустила плечи, просто повернулась и вышла из комнаты.

Джи Джи смотрел хмуро ей вслед, его взгляд упал на ее голые ноги, и ЭйчДи бросил его, чтобы последовать за ней, пока она обходила широкими шагами вокруг группы через кухню. Маленький меховой комочек догнал ее, когда она прошла через гостиную, и гарцевал рядом с ней, пока она шла по коридору к спальням, его маленькая голова была поднята, и он с беспокойством наблюдал за ней всю дорогу.

Был день, когда пес ни за что не отошел бы от него. Очевидно, эти дни прошли. Ильдария каким-то образом узурпировала его положение любимого человека у ЭйчДи. Он не винил дворнягу. Она тоже была его любимым человеком, и, честно говоря, он предпочел бы прямо сейчас последовать за ней в спальню. На самом деле он должен был. Она была расстроена и нуждалась в утешении. Он не мог винить ее. Не так он планировал ее первую встречу с родителями.

— Она прекрасна, сынок.

Джи Джи повернул голову на слова матери и устало кивнул. «Да. Внутри и снаружи.»

— Как и ты, конечно, — сказала она, кивнув. «Ты прекрасен внутри… и был бы таким же снаружи, если бы ты не старался не быть», — добавила она, нахмурившись, когда ее взгляд переместился на ирокез на его голове, а затем перешел к татуировкам, обвивающим его теперь обнаженное тело, плечи и вниз по его рукам.

Джи Джи ухмыльнулся. Его мать ненавидела его ирокез и татуировки, считая, что они уродуют (портят) ее красивого мальчика. К его большому удовольствию, она никогда не упускала возможности сообщить ему об этом. Это не расстроило его, но напомнило, что сейчас он стоит там без рубашки, в одних джинсах.

Нахмурившись, он переступил с ноги на ногу, а затем сказал: — Ильдария казалась расстроенной. Я должен поговорить с ней и вернуть свою рубашку.

«Нет!» Четыре человека, стоящие перед ним, сказали это слово одновременно. Последовала короткая тишина, все они посмотрели друг на друга немного криво, а затем его мать снова повернулась к нему и сказала: «Конечно, она расстроена, бедняжка. Ни одна девушка не хочет так познакомиться со своими будущими родственниками. Без сомнения, наше появление было ужасно смущающим для нее. Но ты не можешь пойти за ней».

«Конечно могу. Она моя спутница жизни, я…

— Вы новоявленные спутники жизни, — перебила его мать. «И мы все знаем, как это будет происходить. Ты захочешь поговорить и успокоить ее, но все закончиться «трах-сити».

— Трах-сити? — повторил он с недоверием.

— Ты знаешь, что я права, — твердо сказала она.

— Да, я просто не могу поверить, что ты это так называешь, — пророкотал он.

«У тебя татуировки, а у меня грязный рот», — сказала она, пожав плечами, и вышла из кухни. — Я поговорю с ней.

Джи Джи начал с тревогой возражать, но мать развила бессмертную скорость и уже исчезала в коридоре.

— О черт, — сказал он с тревогой.

— Все будет хорошо, — сказал Роберт, подходя к нему и похлопывая по спине. — Твоя мать просто заверит ее, что смущаться нечего, и мы теперь семья.

«Правильно», вздохнул Джи Джи, но не успокоился. Его мать могла быть… матерью.

«Его родители! Сверкать голым задом перед силовиками достаточно плохо, но перед его родителями, — сказала Ильдария ЭйчДи с отвращением. Пес терпеливо сидел рядом с ней перед шкафом, склонив голову набок, словно внимательно слушая, пока Ильдария вытаскивала одежду из шкафа и ругалась с ним.

«Боже мой! Его отец видел мой голый зад, — поняла Ильдария, остановившись, чтобы прижать только что вытащенный топ к щекам, чувствуя, как