Наблюдая за направлением ее взгляда, Антонина усмехнулась.

— Это была моя идея, — тихо сказала она. — Конечно, с полководцами случился припадок. Но я на них надавила. — Она фыркнула. — Глупые мужчины. До них не доходило, что единственные люди, которым эти крестьяне доверят свои жизни, — это их женщины. Никто больше не может обрезать запалы так коротко и одновременно не взорвать своих мужей.

Новая партия гранат отправилась в сторону остатков сарая, от запалов отлетали искры.

— Смотри, — сказала Антонина. — Смотри, как точно все рассчитано. Дело в длине запалов.

Взрывы прозвучали практически одновременно с прибытием гранат к цели. Последние остававшиеся целыми доски разлетелись.

— Это искусство, — заметила она. — Если запал обрезать коротко, то граната взорвется, пока еще остается в воздухе. Слишком коротко — взорвется в руках у гренадера, пока он даже не успел отправить ее в полет. Но если оставить его слишком длинным, то у врага будет время бросить ее назад.

Она излучала удовлетворение.

— Жены гренадеров — настоящие мастера в этом деле — Антонина усмехнулась. — Даже Ситтас наконец прекратил ворчать и признал это, после того как сам попробовал бросать гранаты.

— Что случилось?

Антонина улыбнулась.

— Вначале все гранаты, которые он бросал, возвращались назад и били его по голове. К счастью, он использовал тренировочные гранаты, которые вместо взрыва только громко хлопают. Но он все равно прыгал, подобно жабе, пытаясь от них уклониться. Наконец он очень расстроился и обрезал запал слишком коротко — Она улыбнулась. — Слишком коротко.

— Он пострадал?

Антонина широко улыбнулась.

— Не сильно. Но несколько дней пришлось поднимать кубок левой рукой. Не мог держать его в правой из-за бинтов.

Тренировка закончилась большим маневром, изображающим полномасштабное сражение. Весь полк сирийских крестьян и их жены встали боевым порядком в центре, рассредоточившись на нужное расстояние между бойцами. Подразделения пехоты Гермогена заполнили проемы, выступая в качестве щита для гренадеров на случай ближнего боя. Маврикий с катафрактами, в полном вооружении и на лошадях, охраняли фланги от вражеской конницы.

Ситтас отдал приказ. Гренадеры отправили партию гранат. Выпущенные из пращей гранаты взрыхлили пустой участок земли в ста пятидесяти ярдах. Пехота прошла вперед на десять ярдов, их щиты и мечи блестели. Подразделения гренадеров тоже пошли вперед, жены подготовили следующие партии гранат. Бросок. Снова земля взметнулась вверх в хаосе. И снова пехота прошла вперед. Снова гранаты.

По флангам рассредоточились катафракты. Словно зубы в акульей пасти.

Ситтас повернулся в седле и улыбнулся императрице.

— Выглядит великолепно, — прошептала императрица Антонине. — Но как это пройдет в настоящем сражении?

Антонина пожала плечами.

— Наверное, будет бардак, как я предполагаю. Ничего подобного этому аккуратному выступлению. Но меня это не беспокоит, Феодора. Враг будет не в лучшей форме.

Феодора посмотрела на нее скептически.

— Расслабься, императрица. Вспомни: мой муж — полководец. Я все знаю про первый закон битвы. И его следствие.

Феодора кивнула:

— Это хорошо. — Холодная улыбка. — В особенности раз ты у нас теперь — новый командир этого полка. Кстати, как ты его собираешься называть?

Антонина открыла от удивления рот.

— Ну, ну, подруга. Это элитное подразделение. У него должно быть название.

Антонина хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— Что ты имеешь в виду? Командир? Я не солдат! Я… — Она начала причитать: — Я — женщина, ради всего святого! Кто когда-либо слышал, чтобы женщина…

Императрица показала пальцем на гренадеров. Палец напоминал скипетр.

— Они слышали, — объявила она. Феодора откинулась на троне, очень довольная — Кроме того, Антонина, я не могу больше никому доверить этот новый полк. Это новое пороховое оружие слишком мощное. Вы будете моей последней надеждой, моей секретной силой, когда все остальное потерпит неудачу. Я никогда не доверю свою жизнь мужчине. Никогда снова.

Императрица встала.

— Я поставлю в известность Ситтаса. Конечно, он заблеет, как потерявшийся ягненок.

Потом добавила холодно и мрачно:

— Пусть. Я обстригу его до самой кожи.

Странно, но Ситтас блеять не стал. Совсем не стал.

— Я думал, что она так сделает, — признался он Антонине. Ситтас стоял рядом с ней, наблюдая за реакцией толпы на объявление, которое только что сделала императрица. — Умная женщина, — сказал одобрительно.

Антонина подозрительно посмотрела на него.

— Это совсем на тебя не похоже, — пробормотала она. — Ты — самый реакционный..

— Чушь! — ответил Ситтас весело. — Я совсем не реакционер. Я просто ленив. Я ненавижу все новые идеи потому, что обычно от меня требуются какие-то действия. В то время, как это…

Он широко улыбнулся крестьянским гренадерам. Некоторые неуверенно улыбнулись в ответ. Однако большинство стояли, уставившись на нового командира. На невысокую женщину с пикантными формами. Мужчины смотрели округлившимися глазами. У жен глаза практически вылезали из орбит.

— Наслаждайся, девочка, развлекайся, — тихо сказал Ситтас. — Я лучше вернусь к своим обычным занятиям, где я не особо перенапрягаюсь. Я могу вести катафрактов в атаку и во сне.

Ситтас отвернулся к склонился к Феодоре.

— Я думаю, нам следует назвать их Когортой Феодоры, — объявил он.

— Это прекрасная идея, — согласилась императрица. — Прекрасная.

Этим вечером, когда старейшины деревни собрались в большом зале усадьбы, где чувствовали себя неуютно, то дали ясно понять, что совсем не считают ситуацию прекрасной.

Совсем нет. Ничто в этой ситуации.

Они не возражали против названия. Название с их точки зрения роли не играло.

Они возражали против всего остального.

— Кто будет обрабатывать землю, когда мужчины уедут? — стонал один. — Деревенские жители начнут голодать.

— Не начнут, — заявила Феодора. Она возвышалась над небольшой толпой старейшин. С большими усилиями ее трон перенесли внутрь здания. — Они совсем не будут голодать. Как раз наоборот. Каждый гренадер из Когорты Феодоры станет получать ежегодное жалованье в двадцать номисматов. Я также предоставлю десять дополнительных номисматов в год на оборудование и форму. Жены — помощницы — будут получать половину этого.

Стоявшие за спинами старейшин представители молодых гренадеров и их жены возбужденно стали переговариваться. Ежегодный доход из двадцати номисматов — это был греческий термин, обозначающий солид — в два раза превышал доход от хозяйства сирийского крестьянина. Причем процветающего хозяйства. Десяти дополнительных солидов более чем достаточно, чтобы обеспечить солдата необходимым обмундированием. Если включить сюда еще и жалованье жен, то каждая крестьянская семья, включенная в Когорту, на самом деле только что утроила свой годовой доход.