Я пытаюсь понять по его лицу, что ему известно о своих когда-то друзьях. Муха сглатывает. Я молчу.

— Я призна́ю свою вину и всё расскажу. Передай ему, — он не смотрит на меня.

Я смягчаюсь, когда понимаю, что ему и, правда, ничего не известно о парнях.

— Передам. Только боюсь, он меня не услышит. — Ловлю непонимающий взгляд и добавляю: — Он в коме, Муха. Всё это время он в коме и… Он, возможно, не очнётся. — Мой голос всё-таки вздрагивает, когда я вспоминаю бледное, ничего не выражающее лицо Стаса.

Физиономия Мухи вытягивается, рот приоткрывается от удивления, а в глазах мелькает что-то похожее на боль.

— Как в коме? Я не знал. Мне не сказали. Что случилось? — выдыхает он.

— Ты не знал, что Тарантино со своими громилами избил Стаса и Ваню? — парень растеряно качает головой.

— Н-н-нет, — заикается Муха. — Он сказал, что только припугнёт Стаса, чтобы тот одумался и вернулся. Мне он велел изолировать Игоря.

— И ты сделал это, — хмыкаю я. — Как недолог век твоей дружбы, — я обессилено присаживаюсь на столешницу. Позволяю себе расслабиться, с Мухи слетела вся спесь.

— Как… — он осекается. — Игорь?

— Игорь? — я вздыхаю. — Лучше. Ты отлично постарался с наркотой, но он почти в порядке. На прошлой неделе похоронил брата. — Я снова встречаю недоумённый взгляд. — Да, Муха. Вани больше нет, — и слёзы катятся из моих глаз. — Он умер от полученных травм в машине скорой помощи. Стасу повезло чуть больше.

Неожиданно Муха падает на колени, хватаясь руками за прутья клетки. Смотрит немигающими глазами куда-то перед собой, тяжело и часто дышит, что-то шепчет одними губами. Он в шоке.

Я тоже опускаюсь на колени по другую сторону клетки и обхватываю его ладони, сжимающие прутья с такой силой, что кожа на побелевших от напряжения костяшках, кажется, вот-вот разойдётся.

— Сергей, скажи мне одну вещь, — тихо говорю я. — Оно стоило того? Ты здесь. Ивана больше нет. Стас между жизнью и смертью. Игорь почти на краю. А я чуть не стала твоим убийцей. — Вглядываюсь в его остекленевшие глаза, пытаюсь разглядеть в них хоть какую-то реакцию на мои слова. — Твоё тщеславие стоило таких жертв? Стоило жизней твоих друзей?

Муха молчит, зажмуривается и отчаянно трясёт головой. Я поднимаюсь.

— У тебя есть ещё условия? — спокойно говорю я, не глядя на него.

Парень медленно выпрямляется, прижимается бледным лицом к решётке и фокусирует свой взгляд на мне. Голубые глаза полны боли и сожаления. Но меня это нисколько не трогает.

— Я всё сделаю правильно, — хриплым голосом говорит он. — Я искуплю. Пусть твой отец поможет мне всё изложить так, чтобы Игорь и Стас были ни при чём.

Я киваю и делаю шаг к двери.

— Ася, — окликает он, и я оборачиваюсь. — Верни его. Верни Стаса, — просит он. — Я знаю, что только тебе это под силу, — он говорит быстро. — Мысли о тебе всегда помогали ему в бою. Помнишь, он проиграл только раз… Не дай ему снова проиграть. Позови его…

Я больше не могу это слышать, быстро и громко стучу в дверь, и когда она распахивается, тут же вылетаю и бегу по коридору дальше и дальше, но крик Мухи всё равно догоняет меня:

— …Ася, не отпускай его, зови громче, кричи, Ася… Мне жаль, правда, жаль…

Его голос поглощает темнота, я не сразу понимаю, что мне нечем дышать, и падаю, больно ударившись рёбрами о пол.

Когда прихожу в себя, вижу обеспокоенное лицо папы. Я нахожусь в каком-то кабинете, лежу на кушетке. За столом сидит мужчина в медицинском халате.

— Очнулась? — он смотрит на меня, встаёт и подходит ближе. — Как себя чувствуешь?

— Нормально, — я принимаю вертикальное положение, слегка морщусь от боли в боку.

— Ася, давай я отвезу тебя домой? — папа не на шутку обеспокоен.

— Нет. Ты должен вернуться и поговорить с Сергеем. Он всё тебе расскажет. Папа, пожалуйста, — я смотрю на него умоляющим взглядом. — Другого шанса может не быть.

— Ася, ты важнее, как же ты не понимаешь, — папа прижимает меня к себе и гладит по голове.

— Для тебя да, — я заглядываю в его глаза. — Но, Стас важнее для меня. Ты меня знаешь, я не отступлю. — Я порываюсь встать, но тут вмешивается доктор.

— Не так резво, девочка, — он мягко останавливает меня. — Сначала я тебя осмотрю, ты могла удариться головой при падении. Нам же не нужно, чтобы выйдя отсюда, ты снова оказалась на полу? — его добрая улыбка обезоруживает меня, и я сдаюсь.

Пока врач меня осматривает, измеряет давление и задаёт свои дурацкие вопросы о моих ощущениях, я неотрывно смотрю на отца. Через пять минут он принимает поражение.

— Ладно-ладно, не надо меня гипнотизировать, — вздыхает он. — Я поговорю с ним. — Отец разворачивается и выходит из медицинского кабинета, а потом заглядывает обратно. — Дождись меня.

Конечно, я дождусь, куда мне деваться. После осмотра доктор предлагает мне пересесть на стул возле стола. Он наливает мне чашку чая, ставит передо мной пластиковую вазочку с конфетами и снова улыбается. Этот мужчина уже в возрасте, седые волосы, морщинистое лицо, но взгляд очень искристый, будто он ещё совсем молодой. От него так и веет добродушием, и меня это удивляет. Как ему удаётся сохранять эту доброту в сердце, работая в таком гиблом месте?

— Всё будет хорошо, — вдруг произносит он.

— Откуда вы знаете? — я беру конфету и кручу её в пальцах.

— Я давно живу и навидался всякого, особенно здесь. — Доктор тоже берёт конфету в руку и переводит на неё взгляд. — Когда человек силён духом, он пройдёт через все испытания с гордо поднятой головой и поверь мне, девочка, он получит своё заслуженное счастье.

— А если он слаб? — тихо спрашиваю я.

— Слабые сдаются на полпути, — пожимает он плечами. — Только я не вижу здесь никого слабого. — Мужчина подмигивает мне. — Ешь конфетку, дочка.

Раздумываю над его словами. Настолько ли я сильна? Сколько ещё упорства во мне осталось? Я ужасно устала. Я чувствую, как с каждым выдохом во мне остаётся всё меньше этой силы. А