— Маркасса предлагает хороший ход, — тут же заявил Спиноза. — Да, вам придется меня покинуть, однако это и к лучшему.

— А что же тут хорошего? — удивился Дарий. — Ну, допустим, мы без тебя назад, до заставы, как-нибудь доползем. Но тебя-то вытащить не сумеем. А бросать тебя… это как-то…

— Если на борту никого не останется, я смогу попробовать пробить ловушку ракетой…

— А если не пробьешь?

— Буду комбинировать боеприпасы и повторять попытки. Не получится — отключусь и стану ждать, когда у вас найдется средство взломать эту ловушку. Надеюсь, вы обо мне не забудете? А ждать я могу долго, хоть и тысячу лет. Надо с оптимизмом смотреть в грядущее.

И в смерти час

В чужом краю,

Даже если угас —

Запою.

Пускай беда

Раскинет сеть —

Даже тогда

Буду петь!

— Мда-а… — протянул Силва и забарабанил пальцами по подлокотникам. — Все равно некрасиво как-то…

— Да нормально, — успокоил его Спиноза. — К тому же все это чисто умозрительные построения, которые совсем необязательно должны подтвердиться на практике. Ведь Маркасса не учла маленькое обстоятельство. Одно дело — проникать сквозь стены, и совсем другое — сквозь пространственный кокон. Он может оказаться совершенно непроницаемым.

— Ну, других-то вариантов у нас нет, — развел руками Дарий. — Но спешить с решением я не буду. Никто за нами не гонится, и ничто нам пока не угрожает. Предлагаю пообедать, а там, глядишь, и какие-то свежие идеи появятся.

— Пообедать — это великолепно! — оживился Тангейзер. — А то, чувствую, у меня от этой жарищи вся еда в желудке сгорела.

— Я сейчас приготовлю, — сказала Маркасса и направилась к двери.

Но Спиноза ее остановил:

— Я сам все сделаю, а вы мойте руки.

— Бенедикт, а обстановку ты продолжаешь отслеживать? — спросил Дарий, встав с кресла.

— Разумеется. Никаких изменений.

— Думаю, в моей памяти должно быть что-то, связанное с такими ловушками, — озабоченно сдвинув брови, произнесла пандигийка. — Но эта блокировка… Знала бы, что угожу в такой переплет, не спешила бы ее ставить.

— Если бы все знать заранее, действительность была бы совсем иной, — назидательно изрек танк. — У философа Бенедикта — он же Барух — Спинозы есть такое высказывание: «Как только вы вообразите, что не в состоянии выполнить определенное дело, его осуществление становится для вас невозможным».

— Это ты к чему? — Силва остановился на полпути к двери. — Просто занимаешься просветительством?

— И это тоже, — ответил супертанк. — Но не только. Любую блокировку памяти, кем бы она ни была поставлена, можно снять, примеры я нашел. Нашел и средство…

— Какое?! — чуть ли не хором воскликнули мать и сын, уже вышедший в коридор.

— Как подтверждает практика, — принялся пояснять Спиноза, — очень сильным средством воздействия на мозг, вплоть до изменения его, мозга, основных характеристик, является воспроизведенная с пятикратным усилением, на полтона выше и запущенная задом наперед кричалка ультрас футбольного клуба города Кальмий на Велозии.

— А, «Гимли», — с видом знатока кивнул Дарий. — Отличная команда, правда, играют там почти сплошь приезжие. Да, кричат гимлийские ультрасы знатно, хоть звук у унивизора выключай.

— А что значит «вплоть до изменения основных характеристик мозга»? — с опаской спросила пандигийка.

— Именно это и значит, — не стал вдаваться в подробности супертанк. — Можно попробовать вполсилы, постепенно повышая интенсивность…

— Что ж, это может быть выходом, — с некоторым сомнением сказал Дарий и посмотрел на Маркассу.

— Я согласна, — без колебаний произнесла она. — Не представляю матери, которая не пошла бы на такое ради спасения собственного сына.

— Может, не надо, ма? — нерешительно взглянул на нее Тангейзер. — Рискованное это дело…

— Я буду повышать очень медленно, — сказал танк. — И если что, сразу выключу запись.

Дарий почесал в затылке.

— Ну… если вы, Маркасса, не возражае…

— Не возражаю! — не дала ему договорить госпожа Диони. — Иначе какая же я мать?

Командир застыл в раздумье.

— Средство проверенное, — напомнил Спиноза.

— Удивительно… — пробормотал Силва. — Сколько же у тебя всякого-разного… Ну вот для чего тебе эту кричалку скинули?

— На всякий пожарный, — ответил танк. — Не знаю, каков прямой смысл этого древнего выражения, но оно тут очень уместно. И если кричалка поможет…

— Хорошо, — рубанул рукой воздух Дарий. — Пообедаем, и приступайте.

«Во всяком случае, это, по-моему, лучше, чем пытаться пролезть сквозь стены», — подумал он, а вслух добавил:

— Маркасса, если у вас получится, считайте меня своим должником.

— Никаких долгов, Дар! — помотала головой отважная женщина. — Неужели вы на моем месте поступили бы иначе?

— Я не могу представить себя в роли матери, — уклончиво ответил Силва.

— Не поступили бы, — твердо сказала Маркасса. — Друг моего сына может быть носителем только высокой морали!

Дарий предпочел промолчать, но мысленно сделал вывод: теперь придется крепко думать перед тем, как отдавать какой-либо приказ Тангейзеру. По крайней мере, пока здесь присутствует Маркасса. Он не знал, что госпожа Диони пустила в ход тот же приемчик, который применила в беседе с капитаном Макнери.

Помыв руки, мама с сыном отправились на кухню, а Силва зашел в туалет. До него доносился голос Спинозы, что-то втолковывающего семейству Диони. Но командир, не обращая на это внимания, задал вопрос. Потому что высокоинтеллектуальный бронеход мог общаться одновременно с несколькими собеседниками.

— Бенедикт, ты считаешь, что если как следует вжарить, то можно пробить кокон?

— Я не имею никакого мнения на этот счет, — тут же ответил танк, а другой его голос продолжал доноситься из кухни. — У меня совершенно нет информации, и поэтому я не могу делать выводы. Если не получится с разблокированием памяти или если у Маркассы нет таких воспоминаний, стоит попробовать с проникновением сквозь кокон. Выберетесь — замечательно! А я буду здесь торчать и, как уже говорил, экспериментировать, наращивая мощность. Сначала снарядом, потом ракетой, а потом и связками — две, три, четыре… И постараюсь уцелеть, у меня запас живучести очень солидный. Если ничего не получится, начну бить по секторам. Возможно, где-то в коконе есть уязвимая точка. А коль и так ничего не выйдет — отключусь, это я тоже говорил. И буду ждать. Хотя нет, отключусь не сразу. Ведь сколько поэм можно насочинять!

— Ну, поэт, стрелять-попадать… — пробурчал Дарий, застегиваясь. — Подозреваю, что ты даже будешь рад такой возможности.