– А где это? – растерялся Айени.

– Прямо и налево, – подсказала я.

***

Айени ходил по палате взад и вперед, укачивая малышку.

– Ты мне сегодня ее дашь? – поинтересовалась я.

– Только на поесть, да, Зайчонок? Пусть мамочка отдыхает, а мы с тобой поспим.

– Верните мне мужа, – произнесла я с опаской глядя на Айени.

В дверь постучали.

– Войдите!

– Тише, ребенка разбудишь! – шикнул Айени.

Дверь отворилась и в нее вошла толпа визитеров. Цветы, игрушки, восторги, слезы, сопли. Господи, на что я подписалась?

– Как ты себя чувствуешь? – мама присела на стул возле моей кровати. – Ты хорошо ешь? Молозиво появилось?

– Не донимай ее, – попросил отец.

– А Карл не приедет? – спросила я.

– У него какие-то срочные дела в офисе, – маман стушевалась.

С братом мы так общий язык и не нашли. Зато с матерью и отцом мои отношения хоть немного наладились. И это не моя заслуга, а Айени. После того, как маму выписали из больницы, он настоял на том, чтобы мы раз в неделю посещали моих родителей. Это были воскресные обеды, те самые воскресные обеды, которые традиционно проводили Ригарды у себя дома, пока отца семейства не замели. Как-то раз мама заикнулась, что неплохо было бы пригласить на обед и Доа Ригард, и сестер Айени, и брата с его женой. Айени все устроил, и с тех пор раз в месяц семьи Ригардов и Соммервилей собирались вместе. Карл со своей женой и ребенком были редкими визитерами на этих мероприятиях, а вот вдова Поука с сыном приходили регулярно. Прошлое мы вспоминали редко, только если кто-то рассказывал смешную историю из детства. В основном, мы обсуждали то, что происходит сейчас и наши планы на будущее. Новость о моей беременности мама восприняла как-то по-особенному. Она как будто ухватилась за шанс исправить ошибки прошлого и вместо того, чтобы попытаться стать хорошей матерью для меня, решила стать идеальной бабушкой для нашего с Айени малыша. Меня это бесило. Эта забота о ребенке, который еще даже не родился. При этом сама я чувствовала себя каким-то инкубатором, цели и задачи которого – выносить ее внучку. Айени старался ограждать меня от этого излишнего внимания матери. Когда подошел срок уходить отдыхать, он позволил мне остаться и работать. Но запретил ходить в операционную. И пациентов курировать запретил. Я превратилась в консультанта, что мне не нравилось. И поскольку у меня появилась куча свободного времени, я начала строчить заявки на имя руководителя клиники. На первый запрос от руководителя клиники, с просьбой написать обоснование конкретного предложения, Айени тихо написал обоснование. На второй – вызвал меня в кабинет, и спросил, не хочу ли я отдохнуть дома? На третий – вызвал меня в кабинет и пригрозил, что отправит домой. На четвертый – устроил отповедь и пообещал, что я работаю последний день! Сегодня он получил пятый запрос, оттого пришел в ярость и, наверняка, собирался лично отвезти меня домой посреди рабочего дня. Не получилось.

Я смотрела на людей, собравшихся в палате. На Доа и Гоаре, на Одьена и Алексис (ей, кстати, рожать недели через три), на маму и папу, на вдову Поука и моего племянника, и думала о том, что так и должна выглядеть семья.

А потом пришла Кейдж и всех выгнала. Малышка начала плакать и Айени вручил мне дочь на кормление.

– А тебе не надо идти? – спросила я, глядя как он устраивается в кресле рядом с моей кроватью.

– Куда? – он поморщился.

– Работать.

– Восемь вечера, Мэйю! Какая работа?

– Ну, да, – я пригладила пушок красных волос на голове малышки.

Теперь все внимание будет обращено на нее. Это правильно. Так и должно быть. И кем бы ни была моя дочь, хранителем или архангелом, главное, чтобы мы – родители – ее любили.

Айени встал.

– Двигайся!

Я пододвинулась на кровати. Айени лег рядом и обнял меня.

– Почему ты грустишь? – он провел пальцем по моей шее.

– Устала просто.

– Мэйю, ты грустишь не первый день, а последние недели три. В чем дело? Что тебя гложет?

– Я хочу, чтобы она была счастлива. Чтобы не знала, что такое страх родителей перед ней. Чтобы у нее был выбор, кого любить, кем стать, чем заниматься. Я хочу, чтобы у нее было все, чего не было у меня. И это уже происходит. Моя мать трясется над ней. Твоя мать над ней трясется. Твои сестры над ней трясутся. Ты трясешься над ней.

– Ты завидуешь дочери, потому что все внимание обращено на нее, а не на тебя?

– Звучит настолько ужасно, что мне уже стыдно. Забудь. Все хорошо, – я улыбнулась.

– Хочешь некрасивую правду расскажу?

– Какую? – я посмотрела на него.

– Они не любят ее, потому что они ее не знают. Они любят тебя – ее маму. И я люблю тебя. Ты – центр моей вселенной. Я смотрю на сморщенный комочек, который использует твою грудь с целью питания, и удивляюсь, как мы с тобой его сделали? Но этот комочек беззащитен, он наш с тобой, и мы за него в ответе. Твоя связь с ней особенная, ты чувствовала ее в себе. А меня она пихала ногой и, прошу заметить, лишила секса с ее мамой на месяц. Но я рад ее появлению. Я буду о ней заботится, потому что она – часть тебя, ее мамы, которую я очень люблю. Привязанность к ребенку, любовь к нему возникает не с первой минуты. Это процесс, когда ты не спишь ночами, кормишь, купаешь, заботишься и твое чадо растет на твоих глазах. Оно привязывается к тебе, а ты к нему. И так возникает взаимная любовь. Поэтому не вини себя за зависть, за недостаток эмоций по отношению к ней. Дай ей время с нами познакомиться. Уверен, мы ей понравимся.

– Ты не любишь нашу дочь?! – я уставилась на Айени, как тигрица, защищающая тигрят от нападения.

– Я этого не говорил, – он виновато смотрел на меня.

– Ты… – я выдохнула, – будешь менять ей подгузники, купать, обмазывать кремом с головы до пят и вставать к ней по ночам, пока с уверенностью в голосе не скажешь, что просто обожаешь свою девочку! И я не позволю тебе превратиться в одного их тех папаш, которые не знают, привит их ребенок или нет, чем он болел и в какую школу ходит! Это понятно?!

– Да, любимая, – Айени уперся подбородком в мое плечо и улыбнулся.

– Ты не задобришь меня этой своей умасливающей улыбочкой.

– Не-е-ет?

– Нет.

– А может быть, все-таки, да? – улыбка стала шире.

– Нет.

– М-м-м…

– Доктор Ригард, как вам не стыдно использовать мои слабости в угоду своим интересам?

– Кто бы говорил, доктор Соммервиль. Уж кто бы говорил!

Полли

Вокруг было много народу. Поздравления с Рождеством лились нескончаемым потоком в мои уши. Я поздравляла в ответ и плавно перемещалась со своим стаканом в сторону выхода из зала. Ненавижу корпоративы. Ненавижу корпоративы, организованные в помещении центра. Денег на приличный ресторан, что ли, нет? Очевидно, нет.