– Второй ряд, шаг назад! – приказал Матвей. – Помогайте добычу грузить!

В кроне березы затрещали ветки. Но Маюни не падал, это он так спускался. Спрыгнул на землю, распутал завязки, выпустил ящерку. Подмигнул юной шаманке:

– Цела!

– Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя! Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым! И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единороднаго! – выйдя перед строем казаков к местным сир-тя, провозгласил отец Амвросий, воздевая крест над собравшимися. – Иже от Отца рожденнаго прежде всех век! Света от света, Бога от Бога истинна, рождена, несотворена, единосущна Отцу, имже вся быша! Нашего ради спасения сошедшаго с небес и воплотившегося от Духа свята и Марии Девы, и вочеловечшася! Вот оно, слово священное, что спасет души ваши и откроет путь к вечному спасению! Вот он, символ веры истинной, Христовой, к которой надлежит оборотиться вам во имя жизни праведной.

Митаюки поспешила к нему, стала переводить:

– Великий бог небес Нум-Торум устал, народ сир-тя! Он больше неспособен защитить вас, принести благополучие вашим землям, сохранить покой ваших детей! Нум-Торум постарел и ослаб, ему на смену приходят новые боги! Сии люди белокожие есть посланники этих богов и водрузят здесь символ новой веры, которую вам надлежит исполнять!

– Они поняли, дитя мое? – Отец Амвросий обвел горящим взглядом язычников.

– Да, отче, – кивнула шаманка. – Нужно ставить распятие и учить их креститься.

– Отныне открыт вам путь для спасения, дети мои! – воодушевленно продолжил проповеди священник. – Путь к праведности в жизни земной и небесной!

– Подожди, девка! – внезапно узнала Митаюки хозяйка, в кухлянке которой девушка сейчас и стояла. – Да ведь это ты намедни бивни у меня вкапывала!

– Нельзя быть такими наивными, сир-тя, – развела руками юная шаманка. – Не всяк, кто улыбается вам, есть ваш друг. Не всяк, кто кланяется вам, ваш раб. Не всяк, кто просит у вас пищи, крова и одежды, желает вам добра. Есть люди, желания которых куда обширнее еды и тряпок.

– Ты подлая тварь! Обманщица! Изменница! – Потрясая кулаками, толпа женщин двинулась на нее.

– Казаки, сделайте шаг вперед! – по-русски закричала через плечо Митаюки.

Ватажники, слава небесам, послушались – и хозяйки тут же отпрянули.

– Имя Нине-пухуця вам о чем-нибудь говорит?! – громко спросила юная шаманка, и женщины моментально притихли. – Вещала она вам, сир-тя, что те, кто не ищет побед и подвигов, обречены на вымирание? Вы помните слова, за которые хотели ее сжечь? Теперь вспоминать поздно. Время сир-тя прошло! Настает эпоха новых богов. Дикари водрузят здесь крест, каковой есть истукан их бога, и отныне вы станете поклоняться ему. И горе вам, коли вы попытаетесь уклониться от сего служения!

– Чего они хотят, Митаюки-нэ? – Священник неожиданно обратился к шаманке полным именем.

– Они просят установить распятие, святой отец! – уверенно ответила девушка.

Казаки, поставив струг бортом к берегу и кинув на него жерди разобранного капища, переволокли золотого идола на борт. Часть ватажников стала увязывать его и закреплять. Остальные, откликнувшись на призыв священника, принялись из самых толстых жердин сооружать большой крест.

– Под березу вкапывайте, – тихо посоветовала шаманка. – Дабы не перепутали, чему поклоняться.

Вскоре все было кончено. Струг отошел на глубокую воду, крест поднялся и прочно укрепился комлем в земле сир-тя, отец Амвросий благословил язычников познавать новую веру, окропив их святой водой. Его и Митаюки казаки перевезли на корабль, вернулись за сотоварищами – в то время как струг, толкаемый ударами весел, медленно двинулся в обратный путь. Шаманка очень надеялась, что казаки не заблудятся и протоку найдут. Сама она указывать дорогу не рискнула.

По счастью, ватажники были путешественниками бывалыми, опытными. Разобрались. Уже через два часа главной трудностью для них стала уже болотина, через которую глубоко осевший струг провести оказалось намного труднее, нежели ранее. Но казаки не унывали, пребывая в хорошем настроении. Разгребали грязь и водоросли, насколько доставали веслами, отпихивали все это назад, а потом отталкивались от получившихся куч, отвоевывая у болота шаг за шагом.

За общей суетой Митаюки не сразу заметила, что легкие лодки с казаками куда-то исчезли.

– Где они, Матвей? – схватила мужа за руку девушка.

– Измыслили проверить, не свалили ли крест язычники после нашего отплытия? – неуверенно ответил Серьга. Впрочем, по эмоциям его и без того было ясно: врет!

– Где?! – еще раз с нажимом переспросила шаманка.

– Пойми, милая… – Матвей чуть помедлил. – Нам хорошо, мы с тобой вдвоем. А иные казаки не первый месяц ласки женской не ведают!

– Вот проклятье! – поморщилась девушка. Но от нее сейчас ничего не зависело, и оставалось только вздохнуть: – Надеюсь, сир-тя действительно повалили крест. Тогда наказание будет хотя бы считаться справедливым…

Однако радовало то, что казаки не устроили разгул при ней. Вестимо, некое уважение испытывать начали и открыто противоречить не хотят. Посему и ей возмущаться лишний раз не стоит. Лучше сделать вид, что ничего не знает, – и тогда всем будет хорошо.

И мысли юной шаманки улетели в будущее, к торжественному пиру, который закатят ватажники после успешного набега на очередное селение. Выкрикнут там ей казаки хоть одну здравицу или нет? Если выкрикнут – значит, и второй шаг к порабощению дикарей сделан ею успешно.

Митаюки-нэ почему-то была твердо уверена – выкрикнут.

Остаемся!

Пройдя по жердяным мосткам, переброшенным от берега через две лодки и до самого струга, Василий Яросеев скинул с плеча бивень товлынга на борт, махину его тут же подхватили Семенко и Михайло, оттянули дальше к центру, повернули вдоль скамеек.

– Полтораста! – махнул рукой Ганс Штраубе. – Все, загрузили!

Казаки накрыли драгоценный груз ветхими кожами, собранными по брошенным стойбищам менквов, накрепко увязали края, крепя ремни за держащие борта петли соснового корня. После чего перебрались на мостки и сошли на берег, отправляясь к костру, возле которого сидели остальные ватажники, перекусывая жареным мясом и запивая его слегка забродившим ягодным отваром. Ничего крепче, увы, на сих холодных берегах изготовить пока не удавалось.

– Круг собрался? – громко спросил Иван Егоров. – Все здесь, жалиться опосля на невнимание никто не станет?

– Сказывай, атаман! Мы не в лесу, потеряться негде! Здесь мы все! – наперебой отозвались казаки, а Кондрат Чугреев добавил: – Даже лишние имеются.

Кормчий явно намекал на стоящую рядом с Матвеем знахарку, однако слова его не вызвали ничего, кроме смеха. Впрочем, другие женщины тоже были на пирушке, и гнать их прочь никто не собирался. Сидят и сидят – кому какое дело? Права голоса у баб нет, это верно. Но коли молча со всеми рядом сидеть – так подобного запрета в обычаях не имелось.