иначе связал грех, и нет разумевающего. От этого у монахов ссоры и раздоры. Увы! Кто не вздохнет, кто не прольет слез? До какого беспорядка довели мы это ангельское житие! Оставили мы мир, а думаем о мирском; отказались от имуществ, но не перестаем соперничать; оставили дома, но ежедневно истаиваем от забот; нет у нас богатства, но охотно впадаем в гордыню; низким почли для себя супружество, но не изгнали из себя суетных пожеланий; наружно смиренномудрствуем, а в сердце домогаемся почестей; по видимости мы не стяжательны, а на самом деле владеет нами любостяжательность; на словах мы не стяжательны, а мысленно заняты многостяжанием[77]. Кто не будет плакать о нашем огласительном учении? Надобно посмотреть и подивиться, какие замыслы у монахов, особенно у молодых и новоначальных. Не успели еще произнести отречения от мира, а уже надмеваются[78]; не приняли еще на себя монашеский образ, а уже предаются высокомерию; не выслушали еще наставления, а дают уже советы другим; не видели еще преддверия, а мечтают уже о внутреннем; не вступили еще на степень, а летают уже наравне с облаками; не вкусили еще подвижничества, а вооружились уже тщеславием; не слыхали еще и слова вразумления, а уже делают выговоры; не присоединены еще к братству, а уже властвуют; не вступили еще в монастырскую дверь, а уже укоряют, осуждают, изъявляют свое неудовольствие. Но к чему трачу время? Много у них замыслов.

Итак, нет разумевающего; нет человека, который бы отрекался от мира для Бога, чтобы из послушания поработить себя братиям. Напротив того, если сделали кому выговор, – почитает он справедливым дать отпор; если дали приказание, – делает по-своему; в добром не выказывают соревнования, а в деле бесполезном соперничают друг с другом. Нет и трех дней, как произнес отречение, а соревнуется уже с теми, кто состарился в монашеском образе; не желая подчиниться, задумывают учиться искусствам. Не имея сил переносить телесное распаление, подсматривают друг за другом. Принял на себя иго, и сам распоряжается, делает выговоры, гневается. «Сделай, брат, это». – «Не сделаю, – говорит, – если не пойдет со мной такой-то. Такому-то дается время заниматься Божественным Писанием, и мне надобно дать на это время». И нередко, до отречения, иной жил в работе, не зная прежде, которая у него правая или левая рука, а, вступив в монастырь, оказывается любителем учености и толковником. «Такой-то брат живет на покое: надобно так жить и мне. Брату выдана новая одежда, надобно выдать и мне. Брат пошел на свидание с отцами, надобно и мне повидаться. Брату оказана почесть, надобно и мне оказать. Такому-то поручена власть, а я разве недостоин, чтобы вверили мне то или это?» Вот подвиги молодых монахов! Вот образцы смиренномудрия и труды новоначальных! Вот как стараются наследовать Царство, не зная, что этим низводят душу в погибель, не зная, что через это делаются врагами Богу!

Этим явно показываем, что ни на одну минуту не отрекались мы от внешней жизни, то есть от мира; ибо по наружности отреклись мы, а в действительности думаем о мирском, и никакого нет у нас оправдания. По наружности мы монахи, а по нраву какие-то жестокие и бесчеловечные; по наружности – смиренны, а по нраву язва; по наружности – благоговейны, а по нраву убийцы; по наружности – полны любви, а по нраву враги; по наружности – дружелюбны, а по нраву ненавистники; по наружности – подвижники, а по нраву – тля для подвижников; по наружности – постники, а по нраву морские разбойники; по наружности – целомудренны, а в сердце прелюбодеи; по наружности – безмолвники, а в сердце бродяги; по наружности – кротки, а по нраву высокомерны; по наружности – утешители, а по нраву обидчики; по наружности – советники, а по нраву совратители; по наружности – простодушны, а по нраву опасны; по наружности – не завистливы, а по нраву завистники; по наружности – заступники, а по нраву предатели.

И отчего происходит, что мы таковы? Оттого, что не имеем истинного смирения; оттого, что не имеем у себя перед глазами страха Божия; оттого, что пренебрегаем спасительной заповедью; перетолковываем ее по-своему и считаем маловажной. Словом Господним небеса утвердишася (Пс. 32, 6), а мы не приемлем Господа даже и как брата. Уста Его изрекли страшное, непостижимое, в трепет приводящее слово: иже аще хощет в вас вящший быти… да будет всех менший и всем слуга (Мф. 20, 26. Мк. 9, 35). А мы, не увидев еще и преддверия монашеского образа, кичимся, один перед другим превозносимся, друг друга обгоняем; все мы разумны сами в себе, все чиновные, все распорядители; все вправе делать выговоры, все законодатели, все любословы, все толковники, все учители, все повелители, все попечители, все домоправители, все первые, все вторые.

Неужели не убеждает вас и апостол, сказавший: аще все тело… слух, где ухание? (1 Кор. 12, 17). Если все первые, все настоятели, все распорядители, то в чем же различие по Божию распределению? Впрочем, ужели не верите сказавшему: и никтоже сам себе приемлет честь, но званный от Бога (Евр. 5, 4). И еще говорит апостол: не мнози учителие бывайте (Иак. 3, 1). Для того-то Бог установил начальства и власти. Ибо на небесах, будучи служебными духами, все нетленны и бессмертны, однако же Бог не благоизволил, чтобы все состояли в одном чине; напротив того, установлено, чтобы у Божественных и нетленных служителей были Начальства, и Власти, и Силы, и Господства (Еф. 1, 21); и каждый из них не выступает из своего чина, так что все у них происходит определенным порядком и способом. Для чего же мы соревнуемся друг с другом незаконной ревностью? Ангелы и Архангелы не преступают повелений; а мы друг другу забегаем вперед, друг друга толкаем, один перед другим отличаемся, взаимно спешим друг друга опередить, уничижить, умалить, как будто в состоянии сами сделать что-нибудь большее. Какое ослепление ума, попускающее не верить сказавшему: кийждо в звании, в немже призван бысть, в том да пребывает (1 Кор. 7, 20). Как не бояться Того, Который говорит: емуже дано будет много, много взыщется от него (Лк. 12, 48), чтобы хотя бы таким образом приобрести