Но случается так, что люди ситуативно попадают в точку нашего собственного настроения.

То ли скачущее атмосферное давление ее настолько обесточило, то ли Алинины откровения – но сейчас ее внутренняя восприимчивость была до предела усилена, и слова рабочего попали во что-то беззащитное, пугливое, ни в чем до конца не уверенное…

Варвара Сергеевна непроизвольно дотронулась до Дядиного плеча.

– Полно вам всуе на такие темы…

Дядя снова опустил глаза и начал неспешно отдирать своими заскорузлыми, с коротко остриженными ногтями пальцами ка́тышки с разношенных до неприличия треников.

Самоварова понимала: одно неверное слово, и он снова спрячется от нее в свои рыжие усишки, а то еще хуже – в припадок.

– Ее близкий человек попал в беду, – начала она мягко высвистывать на тоненькой свирели. – С ее чувствительностью она не могла не откликнуться. Плохо, что в своей проблеме она оказалась одинока. Пусть и за вознаграждение, но вам она доверилась… Часто это бывает единственным выходом – довериться чужому человеку.

– Знаете, через що бывает рак? – прервал ее Дядя.

Из уст этого простого, от сохи, человека, нынче страшное, а в недалеком прошлом преимущественно обозначавшее безобидного членистоногого слово прозвучало особенно зловеще.

Варвара Сергеевна сглотнула. Ей стало не по себе.

– От того, от чего и все остальные болезни – от уныния, – вяло предположила она, машинально подыгрывая собеседнику.

– Чорт сидае на плечи и выпивае энергию. Непевне давно опутал наш мир – вин чрез ту информацию та медицину убивае усе живое, пидминювае на робленое, ну то есть искусственное.

– Далеко не все намерены губить природу и уничтожать живое… – осторожно возразила Самоварова.

Дядя насупил рыжие брови и задумался.

– Уперед чорт выбирае тех, хто потерял веру.

– Так сейчас половина, если не большинство, живет без веры. Люди привычно верят не в Бога, а в науку и прогресс.

Рабочий раздраженно махнул рукой, всем своим видом показывая, что любые дальнейшие рассуждения на эту тему для него лишены всякого смысла.

– И что же, есть шанс избавиться от черта, ежели он уже овладел человеком? – наивно спросила Самоварова.

– Ну як… Трэба верить.

Дядя посмотрел на то место, где только что сидела синица, но птичка уже улетела.

– Иван Михайлович, давайте вернемся к хозяйке, – ласково попросила Самоварова. – Все же у нее семья.

– Так и у меня родына. Плоха жона, то правда… – зашептал он.

– Ваша жона плоха? Или Алина? – не поняла Варвара Сергеевна.

– Обои… – едва слышно ответил Дядя и, опасливо покосившись в сторону бригадира, плаксиво сморгнул.

Обрубая дальнейшие расспросы о своей жизни, он снова пошел в атаку:

– Тут – рай, – махнул он рукой в сторону леса, – а там, – ткнул своим маленьким грязным пальцем в сторону поселка, – ад! А мы живэмо на кордоне!

– Наша жизнь и есть граница между между раем и адом, – быстро согласилась, не желая его сильно волновать, Самоварова. – Только знаете… Там такие же люди, как везде, и они разные… – осторожно заметила она.

Но Дядя с болезненным удовольствием продолжал нагнетать:

– Воны живуть животом та похотью! Они и тручнули ее на грех. Перед Армагедоном усэ, що еще жывэ, кровит – хозяйка хоче спасти душу…

Михалыч, прикуривший очередную сигарету, прожигал говорящих глазами. Эта затянувшаяся беседа ему явно не нравилась.

Дядя, почувствовав спиной нарастающее недовольство бригадира, еще пуще занервничал. Уже знакомым Самоваровой жестом он запустил пятерню в жидкие волосенки и остервенело, будто пытался поймать и придавить там блох, принялся копошиться в своей голове.

Варвара Сергеевна поняла, что разговор следует поскорее завершить.

– Она говорила, когда вернется?

– Ни. Но вона беспокоиться за сына. Ту пуповину нэ порвати и чорту. – Двумя пальцами Дядя вытащил из своей головы что-то невидимое и с интересом поднес к глазам.

– Так это черт ее выманил из дома?

– Ни. Бидолашний, над кем вин завис. Пиду я. Не приходьте бильше.

На лице его проступили розоватые пятна.

– Спасибо за помощь, – Варвара Сергеевна машинально протянула ему руку, но он, словно боясь испачкаться, тут же спрятал свои за спину.

Михалыч привстал с досок:

– Варвара Сергеевна, премного извиняюсь, нам обедать пора! – крикнул он и, сделав шаг вперед, выжидающе застыл – мол, мне что, пора вмешаться?

На колченогом столике перед уличным рукомойником стояли три грязные, с остатками борща миски, кастрюля и хлебные корки, сваленные в пакет.

Бригада уже отобедала.

– Не палите мэне. Хужее всим зробите, – бросил ей напоследок Дядя, развернулся и торопливо засеменил к бригадиру. – Шумить там щось у их, лампы моргають, казалы, – тараторил он, приближаясь к Михалычу. – А я в той хыже электрику не робив. Хто робив, нехай и розбирае. Якщо буде твоя команда, гляну.

– Варвара Сергеевна, – окликнул ее бригадир. – Вы за этим приходили?.. А мне почему не сказали? Дядя у нас человек подневольный, что скажут – то и делает. Да и по-русски ему тяжело объясняться. Вы лучше скажите Жанне Борисовне, что там у вас моргает, я сам подойду, посмотрю.

– Хорошо, – кивнула напоследок Самоварова.

«Теперь еще придется устроить в гостевом домике замыкание, – пронеслось в голове. – Впрочем, пусть этот поехавший головой святоша, который, не моргнув глазом, врет своей «родыне», сам теперь и выкручивается… Никто не просил его про лампы сочинять».

Варвара Сергеевна вновь оказалась на центральной дороге поселка.

Из-за многих заборов, приветливых, украшенных изящной ажурной ковкой, или высоких, воинственных, с торчащими пиками наконечников, раздавались гомон и музыка.

Воскресенье.

Неспешно двигаясь вдоль домов, она внимательно вглядывалась сквозь ограды, пытаясь что-нибудь за ними разглядеть.

С одного из участков, с виду неопрятного, скудно засаженного вдоль забора несколькими туями громыхала «Hallelujah» Коэна.

Уже знакомые ей дамы – те, что продефилировали мимо некоторое время назад, на режущем слух английском подпевали певцу, голос которого доносился из портативной, стоящей прямо на газоне колонки.

«Брошенка» в белом костюме активно раскачивала под музыку своими безупречными бедрами, а та, что в черном платье, разливала по бокалам шампанское.

– Ну и где там твой Луис с друзьями? Подгребет? – схватившись руками за выбеленные волосы откинутой назад головы плотоядно выкрикнула «брошенка» подруге.