И все же она могла понять, почему ее предки так заблуждались. Если бы она судила только по внешности королевы Эобил, или Охотников, или Адама, не имея возможности вступить с ними в контакт, понять кое-что о мире, в котором они живут, она бы тоже сделала такие выводы.

Но теперь она понимала все гораздо лучше.

Габби провела еще одну пылкую, восхитительную, потрясающую ночь в объятиях Адама. Он был прекрасным любовником, лучше которого она не могла представить даже в самых смелых своих фантазиях. А иногда они бывали очень и очень смелыми. Он был неутомимым, чрезвычайно нежным и диким; играл с ней – а в следующий миг уже смотрел в ее глаза с невероятной глубиной во взгляде. Рядом с ним Габби чувствовала себя так, будто, кроме нее, для него ничего не существует; в это мгновение целый мир вдруг расплывался и исчезал и в жизни не было ничего более волнующего, чем следующий вздох, следующая улыбка, следующий поцелуй.

Адам все еще не сказал ей ни слова ни о чувствах, ни о будущем. И Габби тоже не говорила об этом. И хотя сама королева гарантировала ей безопасность, Габби очень переживала в ожидании встречи с Дэрроком. Она знала, что, пока все не закончится, она не сможет свободно дышать.

А потом она смело встретит свое будущее.

Потом она попытается решить – если ей нужно будет принять решение и Адам не бросит ее, когда снова станет всемогущим, – как могут ужиться вместе смертная женщина и бессмертный мужчина.

– Обещай, что вернешься. Причем как можно скорее, – потребовала Гвен, крепко обнимая Габби. – И обязательно позвони нам и дай знать, как только объявится Дэррок и все будет кончено. Мы будем волноваться. Обещаешь? Габби кивнула.

– Обещаю.

– И Адама с собой бери, – сказала Гвен.

Габби посмотрела на своего высокого темноволосого принца. Новый день был с самого утра окутан плотным белым туманом, и, хотя пробило уже десять утра, туман не рассеялся. Солнце скрылось за белой пеленой. Казалось, весь мир упирался в твердый белый потолок. А за Адамом, стоявшим в десяти футах от нее, возле взятой в аренду машины, на которой они сюда приехали, возвышалась белая стена.

Адам. Ее полный нежности взгляд остановился на нем. Он был одет в черные кожаные брюки, кремовый вязаный свитер и потрясающие туфли от Гуччи с серебряными цепочками и пряжками. Его длинные шелковистые черные волосы спускались водопадом до пояса, а точеные черты лица были подчеркнуты легкой щетиной. Королевское золото сверкало у него на шее. Он был чарующе красив.

Габби оглянулась на Гвен и с ужасом почувствовала, что ее глаза вот-вот наполнятся слезами.

– Если он все еще будет в моей жизни, то возьму, – несмело сказала она.

Гвен фыркнула, и они с Хло переглянулись.

– Мы думаем, он все еще будет в твоей жизни, Габби.

Барьеры, тщательно возводимые ею вокруг этой темы, дрогнули у основания. Она внутренне напряглась, зная, что если не будет вести себя очень, очень осторожно, то превратится в психопатку. Если она позволит себе почувствовать хоть один из тех многочисленных страхов, которые она в себе подавляла, они все вырвутся наружу. Трудно даже предположить, что она сделает или скажет в этом случае – «банановый инцидент» был тому ярким примером. Чувства творили непредсказуемые вещи с ее языком. Ужасные вещи.

Несмотря на твердое намерение держать страхи под замком, Габби услышала свой жалобный голос:

– Но как? Господи помилуй, ведь он станет бессме...

– Перестань, – строгим голосом прервала ее Хло. – Я хочу поделиться с тобой одним секретом, – произнесла она, покосившись на Гвен, – который когда-то открыла мне одна очень мудрая женщина. Иногда нужно перепрыгнуть через преграду судьбы. И не смотреть вниз.

– Прекрасно, – недовольно проворчала Габби. – Просто прекрасно. Похоже, что прыгать все время должна только я.

– Так или иначе, – медленно проговорила Гвен, – думаю, до того, как все решится, Габби, не одной тебе придется прыгнуть.

– Поворачивай налево, – подсказывал Адам.

– Налево? Как ты вообще можешь видеть лево в таком тумане? – раздраженно спросила Габби. Она едва различала дорогу в десяти футах от капота их небольшой машины. Но ее угнетал не только туман; чем дальше они отъезжали от замка Келтаров, тем более беззащитной она себя чувствовала. Как будто самая великолепная глава в Книге Жизни Габриель О'Каллаген подходила к концу и она боялась, что ей не понравится то, что будет на следующей странице.

Теперь Габби поняла, почему ее подруга Элизабет, со своим почти гениальным аналитическим умом, откладывая в сторону мистические детективы, психологические триллеры и ужасы, предпочитала исключительно женские романы. Потому что, ей-богу, открывая одну из этих наивных книг, каждая женщина имела твердую гарантию, что в конце ее ожидает хеппи-энд и герои будут «жить долго и счастливо». И несмотря на то что мир за пределами книги мог приносить беды, разочарования и одиночество, под обложкой он был просто чудесен.

Габби сердито взглянула на Адама. Он пристально смотрел на нее.

– Что?! – выкрикнула она, не собираясь показывать свое раздражение, но чувствуя его.

Он мягко ответил:

– Ты же не влюбишься в меня, ирландка?

Уставившись прямо перед собой на дорогу, Габби стиснула зубы, не смея заговорить; ее сердце сжалось от переполнявших ее чувств, и она готова была вот-вот взорваться. Она пробормотала несколько слов, от которых Грэм содрогнулась бы, если б услышала их.

– Почему ты все время об этом спрашиваешь?! – наконец взорвалась Габби. – Я не могу постоянно это слышать. Ведь я у тебя такое не спрашиваю? Я когда-нибудь спрашивала у тебя такое? Это звучит так снисходительно, как будто ты меня предупреждаешь или что-то в этом роде, как будто говоришь: «Не влюбляйся в меня, ирландка, беспомощная ты, слабая, жалкая женщина», и что еще за чертова «ирландка»? Ты не можешь называть меня по имени? Или это такое безличностное обращение? Которое как будто отдаляет тебя от данного момента, делает меня менее похожей на человека, наделенного чувствами? Да будет вам известно, о самовлюбленный, властный, тупоголовый, скрытный принц, имя которому «Никогда не задавай мне вопросов, потому что я ни за кой черт не стану на них отвечать, простая ты смертная», что в колледже я неплохо изучила психологию и знаю кое-что относительно тех мужчин, которых трудно назвать людьми. И если бы я даже собиралась влюбиться в тебя – а я могу тебе сказать, что это не так, потому что это предполагает какое-то продолжительное действие, событие, которое происходит в реальном времени, здесь и сейчас...

Габби вдруг замолчала, боясь сказать лишнее. Она была слишком оскорблена и неуверенна в себе и в нем, чтобы продолжать.

Она вдохнула. Сердито сдула челку с лица.

Минуты медленно тянулись, а Адам молчал.

Отчеканивая каждое слово, Габби проговорила: