Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, может, это уже лишнее… А может, и нет. Разве она не видела, как люди открещиваются от правды? Разве она не видела, как люди лгут, как они готовы изворачиваться, готовы на что угодно, лишь бы увильнуть от исполнения своего долга и своих обязанностей? Если бы в ту ночь, когда Рой говорил, что хочет дочку, у нее был магнитофон… Но уж от своих слов он вряд ли откажется. Неужели Рой на это способен? Да и с какой стати? Может, он медленнее взрослеет, чем она, но по натуре Рой вовсе не лжец. Нет, не обманщик, не негодяй, не картежник, не бабник, не пьяница. На самом деле, он человек добрый и мягкий… и она любит его.
Любит? Она не станет обманывать себя, не станет утверждать, ни что всегда любила его, ни что вообще любила его. Но сегодня, в этот воскресный день, когда за спиной четыре мучительных года супружества, Люси уверена, что любит Роя. Конечно, не того, каким он был раньше, а нового Роя, каким он наконец стал. Сегодня на кухне с ней говорил уже не прежний ребячливый Рой, лживый и безответственный. Неужели это свершилось? Неужели он изменился? Стал хорошим человеком? Ее муж стал хорошим человеком? Она замужем за хорошим человеком? Отец Эдварда, отец будущей Линды Сью — хороший человек.
О, наконец-то она может полюбить Роя, она сделала его хорошим, порядочным человеком!
Да, с этим покончено! Ни Джулиан и никто другой больше не противится их браку. Сауэрби капитулировали — вот что значит сегодняшний визит Элли! Если они послали Элинор пригласить всех к себе — значит, они признали, что она была права, а они нет. Джулиан Сауэрби признал свое поражение! Несмотря на все деньги и адвокатов, несмотря на все его коварство и лживость, Джулиану пришлось выкинуть белый флаг!
Страдания, которые ей пришлось перенести минувшей весной, страдания, которые она испытала перед появлением Эдварда, все ее муки и унижения — со всем этим покончено! На этот раз ее беременность будет проходить так, как полагается. Живот округлится, груди набухнут, кожа станет гладкой и блестящей, и это не ужаснет ее, не приведет в отчаяние и уныние. На этот раз она будет спокойно наслаждаться материнством. Наступит весна, за ней лето… Люси представила женщину в белоснежной кружевной рубашке, с распущенными волосами, в постели — это она, Люси, рядом с ней крохотная дочка, а на стуле сидит и улыбается им обеим мужчина. В одной руке у него цветы для новорожденной, в другой — для матери. Это Рой. Он смотрит, как она кормит ребенка грудью, и это зрелище наполняет его гордостью и нежностью. Он стал хорошим, порядочным человеком.
Вот о чем она думала, пока добиралась до Бассартов до папы Уилла. Ее муж стал хорошим человеком… А Джулиан потерпел поражение… И когда она ляжет в больницу, кругом будут цветы… И она отрастит волосы до пояса… И если всю жизнь ей приходилось быть твердой как камень, как железо, теперь это в прошлом. Она может наконец стать самой собой!
Поднялся ветер как-то раз и сдул усы у франта,
Ах, бедный, старый Финнеган…
Самой собой! Но какой же она будет? Кто она такая — подлинная Люси?..
Напевая, улыбаясь, раздумывая про себя — кто же она? какой она станет? — Люси поднялась по ступенькам к двери дедушкиного дома и, даже не позвонив в колокольчик, распахнула ее навстречу несчастью.
— Посидите еще немного, — говорил папа Уилл, — пожалуйста, Бланшард.
Мистер Мюллер помотал головой. Он застегнул последнюю пуговицу на пальто и потянулся за шляпой, которую держал Уиллард.
В кресле около камина, скрестив руки на груди, сидела бабушка Берта. Люси взглянула на ее сердитое лицо, потом опять на мужчин.
— Бланшард, утро вечера мудренее, — сказал папа Уилл. Однако отдал гостю шляпу.
Мистер Мюллер потрепал его по плечу и вышел из дома.
— Что тут происходит? — спросила Люси.
— Скорее всего ничего особенного, детка, — дед попытался улыбнуться. — Ну, а как ты? Где Рой? Эдвард?
Бабушка Берта ущипнула себя за руку повыше локтя.
— Скорее всего ничего особенного, — повторила она.
— Ну ладно, Берта! — сказал Уиллард.
— Скорее всего, ничего особенного. Просто она заявила, что больше не желает его видеть. — Берта в ярости поднялась и подошла к окну. — А больше ничего!
— Почему не желает видеть? — спросила Люси.
Но бабушка молчала. Она провожала взглядом удаляющуюся фигуру Бланшарда Мюллера.
— Папа Уилл, с чего это он ушел? Что произошло?
— Объясни ей, — сказала бабушка.
— Нечего тут объяснять, — ответил папа Уилл. Бабушка фыркнула и вышла на кухню.
— Папа Уилл…
— Нечего объяснять, — повторил он.
Люси двинулась вслед за ним.
— Послушай… — но он поднялся по лестнице в комнату матери и закрыл за собой дверь.
Люси пошла на кухню. Теперь бабушка выглядывала из заднего окна.
— Ничего не могу понять, — сказала Люси.
Бабушка не ответила.
— Я говорю, не могу понять, что случилось. Что здесь происходит?
— Он снова попал в тюрьму, — с горечью сообщила бабушка.
Люси сидела одна в гостиной и ждала, пока папа Уилл сойдет вниз. Она заявила, что хочет знать все от начала до конца.
— Что все? — отозвался он.
Она повторила, что хочет знать все по порядку. И именно от него, а не от каких-нибудь посторонних.
— У нее хватает своих волнений, — возразил папа Уилл. — Да и нечего, собственно, рассказывать.
Пока он шагал по комнате, Люси втолковала ему кое-какие истины, которые, по ее мнению, ему давно пора бы знать: нельзя скрывать от людей правду, нельзя приукрашивать жизнь и думать, что так можно уберечься… Она замолчала, а потом сказала: словом, она хочет знать, как все обстоит на самом деле. Если отец в тюрьме…
— Кто тебе сказал?
— Если он там, я хочу узнать об этом от тебя, папа Уилл. Я не хочу, чтобы мне пришлось догадываться о том, что происходит, по перешептываниям и сплетням.
На этот раз никаких сплетен не будет, заверил он. Они никому ничего не говорили, даже Бланшарду, хотя для него все обернулось очень плохо. Прошлой ночью Уиллард с Бертой пришли к решению, что нет никакого смысла распространяться о случившемся: этим дела не поправишь. Вчера вечером, когда они сидели за ужином, Майра уронила голову на стол и рассказала им о том, что волновало ее почти целый месяц. Но зачем втягивать в это Люси, он не понимает. У нее своя жизнь, и ей вполне хватает забот.
— Так что же все-таки произошло?
— Люси, ну зачем тебе это знать?
— Папа Уилл, у меня нет никаких иллюзий относительно него. Я, если ты помнишь, уже давным-давно поняла, что он собой представляет, гораздо раньше других, папа Уилл, если считать, что другие вообще хоть что-нибудь поняли.