— Если я и рассеян, причина в домашних делах. Скорые роды Одрианны и так чуть не сводят меня с ума, а теперь еще и брат…

Саммерхейз покачал головой и расхохотался.

— Мне кажется, ты не в восторге от этой женщины. Она что, авантюристка?

— Ты всегда ищешь в браке самое худшее, да? Честно говоря, я еще не составил о ней никакого мнения, мы только познакомились. Впрочем, брат ее очень любит, а только это и имеет для меня значение. Нет, я думаю о другой женщине и о ее реакции на его возвращение.

Он имел в виду их мать. Саммерхейз вернулся в отчий дом, когда его брат пришел с войны, искалеченный настолько, что никто не надеялся на выздоровление. Ему пришлось занять место брата и оберегать маркиза от властолюбивой матери, стремившейся снова превратить его в ребенка.

Все это означало конец гедонистическому партнерству между Каслфордом и Саммерхейзом. Саммерхейз долгие годы негодовал по поводу их внезапного отчуждения.

— Полагаю, там то и дело происходят театральные сцены, трагические и комические одновременно, — сказал Каслфорд.

— Точно. Я столько раз воображал себе лицо матери, когда брат явился и представил ей свою жену… — Саммерхейз ухмыльнулся. — Черт, не знаю, то ли я рад тому, что меня там нет, то ли жалею, что пропускаю отличное представление.

Каслфорд изобразил, как мать друга широко распахивает глаза, то ли потрясенно, то ли в ужасе. Саммерхейз так захохотал, что у него слезы из глаз потекли.

— Конечно, еще я беспокоюсь, сумела ли эта его Джоанна сразу же постоять за себя, да и сам он — тоже.

— Мне кажется, что твой брат отлично стоит на ногах, причем снова на обеих, и в буквальном, ив переносном смысле слова. Если ему потребуется к кому-то прислониться, так рядом с ним жена. Ты свою работу выполнил, Саммерхейз. Дальше он понесет семейный факел сам. А у тебя достаточно собственного влияния в палате общин. Ты вообще собрал все самое лучшее: богатство, власть, привилегии, зато избавлен от наиболее утомительной части — тебе не нужно быть маркизом. Я бы сказал, что твое будущее выглядит идеальным.

— Наверное. И меня это радует. А заодно я рад, что на этот раз мы с тобой пробудем вместе долго.

Каслфорд вытянул ноги.

— А это значит, что ты снова можешь развлекаться. Больше нет нужды в удушающих тайнах. Черт, это будет как в добрые старые времена!

— Боюсь, если мы начнем развлекаться, как в добрые старые времена, Одрианна меня застрелит.

— Да, это возможно. — Каслфорд сделал глоток портвейна. — Проклятие!

Они сидели и мирно пили, как два давних друга. Наступило уютное молчание. Потом Саммерхейз глянул на Каслфорда, и в его глазах заплясали лихие огоньки, как когда-то.

— Ну? — спросил он.

— Ну?

— Хоксуэлл мне писал часто. Он сильно расстраивался, что меня тут не было, по его словам, неделю или дней десять назад.

— О, такое «ну».

— Ты ее соблазнил?

— Нет.

Саммерхейз обошелся без неприятных замечаний, в отличие от Хоксуэлла он не стал ни глумиться, ни выпытывать лишнего.

— Тем не менее, у нас с ней связь. Возможно, ты уже и сам догадался, я не умею хранить такие вещи в тайне.

— Ну, зато уж я постараюсь молчать.

— Решив, что я должен на ней жениться, я подумал, что соблазнение — это не лучшее начало. В общем, я старался изо всех сил, а в результате ничего не сделал. Сам себе удивляюсь, но надеюсь, такая самоотверженность не войдет у меня в привычку.

Судя по лицу Саммерхейза, это его по-настоящему потрясло.

— Ты удивил меня таким небрежным упоминанием про женитьбу. Я ни разу в жизни не думал, что настанет день, когда и ты обвенчаешься, уж не говорю про наследника. И когда это произойдет?

— Еще ничего не решено. Наверное, лучше ничего не говори жене, потому что предполагается, что пока это секрет.

Саммерхейз налил портвейна в оба бокала и поднял свой.

— Поздравляю! Миссис Джойс — изысканная женщина.

Каслфорд присоединился к тосту. Он в самом деле был очень рад возвращению Саммерхейза в город. По крайней мере, тот понимал, что Дафна не просто прелестная.

— Нет! — Хоксуэлл треснул кулаком по столу в комнате для игры в карты в клубе «Брукс». — Я этого не допущу!

Он встал, чтобы подчеркнуть свое возмущение.

— Ты не женишься на этой женщине, Каслфорд. Это исключено.

Саммерхейз, успокаивая, взял его за руку и потянул обратно в кресло.

— Ты ведешь себя неучтиво. Порадуйся за него, как и полагается другу.

— Черта с два! Только через мой труп!

Каслфорд многозначительно взглянул на Саммерхейза.

— Он стремится ее защитить, считает, что если я на ней женюсь, то испорчу ей жизнь. Всем известно, что так оно всегда и происходит, если мужчина заваливает женщину драгоценностями, шелками, мехами и делает ее герцогиней.

— Она уже взрослая женщина, Хоксуэлл, — сказал Саммерхейз, — И не из тех, кто не знает, чего хочет, она не нуждается в твоем вмешательстве в ее жизнь.

— Проклятие, да это совсем не ее жизнь будет разрушена! — Хоксуэлл вздохнул в своей раздражающей манере. — Подумай, старина, что ты делаешь? Ты рожден не для супружества. Тебя этому не учили. Черт, ты же Каслфорд! Ты кое-что символизируешь, кое-что важное, а вовсе не тихую семейную жизнь.

— Как напыщенно, Хоксуэлл. Какая трогательная забота о моем благополучии и репутации. Не бойся. Это не предвещает конец цивилизации. Я останусь самим собой, что бы ни случилось.

Хоксуэлл с горечью рассмеялся. Даже Саммерхейз усмехнулся.

— Ты так думаешь? — спросил Хоксуэлл. — Позволь сообщить тебе, друг мой, что мужчине стоит жениться только в двух случаях: или он рабски влюблен, как я, или абсолютно равнодушен. Все, что располагается в середине, непременно начнет вызывать скрытое раздражение. Скажи ему, Саммерхейз, объясни, что жены доставляют радость лишь тогда, когда ты настолько ослеплен, что считаешь их мелкое манипулирование тобой очаровательным, а не выводящим тебя из себя, достучись до его здравого смысла.

— Согласись, что ему давно пора жениться.

— Для любого другого — верно. Но совсем не для него. — Хоксуэлл досадливо отвернулся, как человек, пытающийся разговаривать с незнакомцем, не знающим его языка. Каслфорд решил, что его смятение просто прелестно.

Хоксуэлл безнадежно покачал головой:

— Последняя надежда человечества, и вот чем все кончилось. — Он вздохнул. — Она тебя околдовала. Это единственное объяснение: переиграла тебя в твоей собственной игре.

— Ты был прав, Каслфорд, — произнес Саммерхейз извиняющимся тоном. — А я ошибался. Не следовало пока ему говорить. Зря я тебя заставил.