Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И не только его. Твоя встреча с Принцем может изменить судьбу мира.
– Ничего она не изменит. – Ите надоел затянувшийся разговор ни о чем. – Я убью предателя, передам стрелу Саргу – и все будут довольны. После чего ты сможешь до конца дней обсуждать с друидом проблемы накренившейся лодки.
– Пусть так. Будем считать, что со мной все понятно. А ты?
– Я?
– Да, чем после этого будешь заниматься ты?
– Продолжать войну.
– Твоя война окончится вместе со смертью Хрустального Принца.
– Моя война закончится только тогда…
Ита не закончила фразу, потому что увидела, как сгорбленная под тяжестью груза фигура сначала опустилась на колени, а потом распласталась в воздухе, словно огромная птица, зависшая над добычей.
– Смотри, он упал! Точнее, лег… А… В общем, не знаю, как это назвать, но там что-то случилось.
Художник и сам видел, как обессиленный человек «лег». Хотя точнее было сказать «воспарил над пропастью, раскинув в стороны руки-крылья».
– С ним что-то случилось!
– Безусловно.
– И как долго он будет находиться в таком положении?
– Не знаю.
– Проклятье!
Ите начинало казаться, что это никогда не кончится. Как будто сама судьба оберегает мерзавца. Скоро деревья сбросят в пропасть жалкие остатки выживших, а главный предатель останется вне досягаемости. Кто угодно пришел бы в отчаяние. Цель казалась такой близкой, и вдруг…
– Стоп!
У нее же осталась последняя стрела. Художник уверен – лучница настолько «горячо любит» своего врага, что не представляет без него жизни. Настало время проверить, так ли это на самом деле.
– Не знаю, как ты будешь ее доставать, но это уже не мои проблемы. – Таким тоном говорят только те, кто безоговорочно уверен в своих словах.
– Что? – Глубоко задумавшись, Толинель не сразу понял, о чем речь.
– Мне ничто не мешает выстрелить в сердце человека, который давно перестал им быть. Прямо сейчас.
– Ты хочешь использовать последнюю стрелу?
– Как ты догадался? – Ита даже не пыталась скрыть насмешку.
– Лучше… – Толинель осекся на полуслове.
– Лучше этого не делать? А то рухнет блестящая теория насчет одинокой волчицы, идущей по следу? Ну что же ты молчишь?
Несмотря на разницу в возрасте и жизненном опыте, взрослый не может объяснить малышу, что тот не прав, до тех пор пока ребенок сам этого не захочет.
– Сделай то, что должна, и покончим с этим.
Что сейчас ни говори, девушка все равно поступит так, как считает нужным. Один из этих двоих должен умереть. И чем скорее, тем лучше. Остальное не имеет значения.
– Я сделаю…
Ита встала с земли, разминая затекшее тело. Теперь прятаться не от кого. Единственный выстрел поставит точку в затянувшемся противостоянии.
– Когда боги, устав от вечной жизни, начнут войну, пожирая друг друга, появится человек, способный уничтожить мир, – кажется, так?
– Да.
– А про меня в пророчестве ничего не говорилось? – Ита подняла с земли лук.
– Нет.
– Странно. Может, ты ошибся и это не «серый» человек, а обычный предатель?
– Обычные люди не ходят по воздуху.
– С тобой не поспоришь.
– С тобой тоже. – Он говорил игривым тоном, но в воздухе чувствовалось скрытое напряжение.
– Получается, я не просто мщу, а еще и спасаю мир?
Лучница достала последнюю стрелу.
– Выходит, так. Впрочем, с некоторых пор для тебя мир уже ничего не значит.
– А для тебя? – Впервые за весь разговор Ита в упор посмотрела на художника.
Он явно не ожидал подобного вопроса.
– Для тебя мир что-нибудь значит? – с нажимом повторила лучница.
– Да. – В голосе не было и капли сомнения, но ответ явно запоздал.
– Так я и знала. – Она не пыталась скрыть торжества.
Маленькая ложь рождает большое недоверие. А художник солгал по-крупному. Она и раньше догадывалась: тот, кто убивает чужими руками, не может быть честным. Ни с собой, ни с другими. А теперь окончательно убедилась в этом.
Получается, что все эти истории про лодку, героев и богов – не более чем вымысел, плод воспаленного воображения сумасшедшего.
И значит, она убивает не какого-то мифического человека, а обычного предателя.
– Я убиваю предателя! – произнесла вслух Ита, натягивая тетиву. – Предателя – и никого больше. И не важно, что думают остальные. Это моя война и моя месть. Только моя – и ничья больше.
Лучница ошибалась только в одном. И это была главная ошибка.
С некоторых пор это была уже не только ее война.
Чужая душа – потемки, в неизведанных тайниках ее всегда найдется место добру и злу. Может, поэтому у каждого человека есть свои ангелы и демоны. У одних сильнее первые, у других – вторые. Но при всем этом сохраняется некий баланс. Одна из сторон имеет преимущество, не перерастающее в безраздельное господство.
Карт был совсем молод. Восемнадцать лет – тот возраст, когда юноша становится мужчиной. Пройдет немало времени, прежде чем мужчина докажет себе и окружающим, что стал равным среди равных.
Он отправился на войну не по собственной воле. У Карта, как и у многих других, не было выбора. Разумеется, он боялся. Перед сражением не испытывает страха только сумасшедший. Но в нужный момент юноша совладал со своим страхом – и бился не хуже других. Не его вина, что он родился на семь лет позже брата. И уж тем более младший не виноват в том, что старший спас ему жизнь, заслонив собственным телом от копья.
Никто ни в чем не виноват. Это просто жизнь, без всяких прикрас. Такая, какова она на самом деле.
Смерть брата настолько потрясла Карта, что равновесие в его душе нарушилось. Обезумевшие демоны, почувствовав слабость, сокрушили преграды и вырвались на свободу, превратив жизнь юноши в сущий ад.
Раз за разом перед глазами несчастного возникала одна и та же картина: куртка брата трещит на спине, а из образовавшейся дыры появляется окровавленный язык ненасытного монстра.
Чудовище, пожирающее плоть одного смертного, старается дотянуться до второго и не может. Оно так близко, что кажется: стоит только взмахнуть мечом – и отрубишь язык. Но меча нет. Есть только голые руки и страшная мысль – брат до сих пор жив. Он чувствует, как рвутся внутренности, испытывая адскую, ни с чем не сравнимую боль…