Через миг все затопила тьма. Еще несколько мгновений он видел свечение во тьме, ту самую корону… А потом погасла и она.

— Посмотри, до чего ты себя довел, — прошептала тьма, — жалкий, беспомощный. ты бы мог купаться в крови своих врагов. ты бы мог убить их всех и насладиться их мучениями…

— Заткнись.

— но ты ведь знаешь, что я права. ты всегда это знал. Вы — мои дети, часть меня в вас, но вы добровольно запираете в себе ту великую мощь, что я могла бы предложить.

— не добровольно. но, может быть, это и правильно… мало кто способен устоять от соблазна…

— Да какой соблазн? Вы предпочли силе — слабость. И теперь ты здесь, в то время как единственную женщину, которая представляет для тебя ценность, насилует мерзавец в короне!

— Заткнись…

— И ведь знаешь, что я права.

он дернулся и открыл глаза, задыхаясь, чувствуя, как заходится сердце в груди.

Сон… это был всего лишь сон, когда тьма говорила с ним.

И в то же время Аларик понимал, что не совсем… сон. И что она, та сущность, которая делала темных магов — магами, во многом была права. Печать не дает обрести силу, которая бы позволила… многое бы позволила. Уж хотя бы защитить себя и Камиллу, не говоря о могуществе, да он ведь никогда и не мечтал о нем, он просто хотел жить. но жить, как обычный человек — эта привилегия не дана темным магам.

Страшно было то, что он разобрал слова тьмы. Шепот, который раньше представлялся бессмыслицей и сводил с ума, внезапно приобрел четкость, яркость… Как будто слепой прозрел.

И здесь одно из двух: либо он сошел с ума, либо… тьма подобралась совсем близко. В отчаянии он позволил ей приблизиться, прикоснуться к собственному сознанию… или просто она это сделала, когда он спал. Все эти дни, которым он потерял счет, ему что-то подмешивали в воду. А сегодня, вот, не дали. наверное, потому что Эдвин соизволил явиться.

он пошевелился.

Все так же сидел на полу, прислонясь спиной к камню. Руки висят в цепях. Все это наверняка приведет к грудной лихорадке, а там и к могиле — и это даже будет хорошо, потому что принц останется с носом, издеваться будет не над кем.

Щурясь на рыжеватые отблески светильника, Аларик облизнул пересохшие губы. они были солоны от крови, потому что… Ему нос сломали, кость знатно хрустнула. И теперь время от времени шла кровь. Аларик наклонял голову, она текла по подбородку, а потому и вкус на губах.

тюремщики его, сидя на грубо сколоченных табуретках, подвинули себе перевернутый бочонок и играли в кости, смачно ругаясь. тут же в груди шевельнулся холодный сгусток тьмы.

«неужели тебе не хочется, чтобы они умерли? они избивали тебя, беспомощного, закованного в цепи».

он вздохнул. может быть… но толку, если убить кукол? Кукловод-то жив.

«тебе надо всего лишь принять меня, и я дам тебе свободу».

— Заткнись, — уже вслух, не выдержав, прохрипел он.

тюремщики разом замерли.

— ты что-то сказал, придурок? — пробасил один из них.

Этого Аларик запомнил. Звали его Секач, наверное, за соответствующее телосложение. Крепкий и здоровый, почти квадратный, с длинными руками.

«Интересно, что должно случиться, чтоб ты меня принял?» — и тихий смех, от которого мурашки по коже.

— Что молчишь?

И Секач поднялся на ноги. то, что ему доставляло удовольствие бить того, кто не мог сопротивляться, это Аларик уже понял. Поэтому, глядя на тяжело сопящую тушу, попросту сгруппировался, подтянул колени к груди, попытался сжаться в тугой мяч на полу — очень вовремя, потому что получил пинок сапогом в ребра. А руки — наверху, прикованы, и это плохо…

— Что уставился, вергово отродье?

Еще удар здоровенным кулаком куда-то по спине. Правда, Секач сообразил, что толку от этого не много, и занес кулак для того, чтобы врезать по голове… Вот этого не хотелось бы.

— Прокляну, — прошипел Аларик, — заживо гнить будешь!

— Чего? — Секач отпрянул. С минуту смотрел вытаращенными глазами, а затем выплюнул:

— ты ничего не можешь сделать людям!

— Убить не могу, — проговорил Аларик, — а проклясть — очень даже. Принц ваш уже проклят.

— Да врет он! — заявил второй тюремщик, — не слушай его, Секач! Двинь ему так, чтоб зубы повылетали!

Аларик вжал голову в плечи и попытался отвернуться.

— Да ладно, — неохотно процедил Секач, — ну его… к вергам. Свяжешься, потом всю жизнь… тьфу…

И отошел.

Аларик мысленно поздравил себя с победой — маленькой, первой победой. По крайней мере, ему не сломали челюсть, не выбили зубы и даже не переломали ребра.

И, чтоб не провоцировать громил, он так и остался сидеть на полу, сжавшись в комок. он должен был уцелеть, выбраться из подземелья и спасти Камиллу, пусть даже ценой собственной жизни. Пусть даже Лоджерин и женится на ней! Все равно, ее можно будет выкрасть из дворца, увезти куда-нибудь… где принц не нашел бы их никогда.

Да, нужно было думать о том, как выбраться.

А потом — как разыскать его жемчужину, которая затерялась в темноте…

тьма обиженно булькнула в груди, и все тело будто омыло холодком. место, куда пришелся удар сапога, болеть перестало.

Аларик прикрыл глаза. на самом деле, ему нравилась мысль о том, чтобы убить Секача — превратить его в комья гниющей плоти, это нравилось тьме. Еще больше ему нравилась мысль о том, чтобы убить принца Лоджерина, потому что такой мерзавец не то что не должен сидеть на троне, а вообще не должен ходить по земле. теперь уже и сомнений не осталось, что именно Эдвин нашел мага без печати, чтоб убить отца. И основная причина того, что Аларик сидит в темнице — именно эта. А вот объяснения тому, почему Эдвин его не убил, Аларик не находил. ну, в самом деле, держать в темнице узника, чтоб рассказывать ему о Камилле Велье — как-то нерационально и глупо. Разве что ненависть настолько велика, что хочется помучить? Или же… зависть? но чему завидовать? Да и вообще, как можно завидовать столь несчастному созданию, как темный маг? Вот этого Аларик не мог понять, и оттого строил догадку за догадкой, и казалось, что идет он по зыбкому болоту…

мысли совершили круг и снова вернулись к Камилле.

Ее нужно было спасти. Любой ценой. от мыслей о том, что Эдвин раз за разом берет ее силой, становилось еще хуже, чем когда его избили здесь в первый раз. то, что он здесь рассказывал — вранье. Камилла не отдалась ему добровольно. И это же подтверждало то воодушевление, с которым Эдвин лгал — так хвастаются тем, чем не обладают. но вот принудить… запугать… или даже избить, а потом изнасиловать — о, это принц вполне мог сделать.

Понять бы еще, где она, Камилла, что с ней… Вряд ли Эдвин держит его бесценную жемчужинку во дворце. там люди, и особенно не развлечешься…