Проснулся и Горр, сгрыз с обожженного прутика остаток колбасы, плеснул в лицо водой из лужи, занялся лошадьми.

— Ну чего он все молчит? — негромко спросил Глеб.

— А о чем говорить? — Ирт раскидал дымящиеся головешки, затоптал рубиновые угли. — Люди ведь не для слов рождены, а для дел. Речь нам только в помощь дадена… — Он вдруг осекся и выпучил глаза, глядя Глебу за спину. Фыркнули, попятились лошади, заругался на них Горр, наглядно доказывая тезис, что речь человеку дана в помощь для дел.

— Ну что еще? — Глеб обернулся и застыл.

Из недалекого леса, что полосой тянулся вдоль тракта, выходил невиданный зверь. Был он длинный, словно китайский дракон, многоногий, как сколопендра, и волосатый, будто мамонт. Огромная голова его с мощными челюстями-жвалами покачивалась у самой земли, массивный рог, похожий на таран, раздвигал кусты и высокую траву, высоким горбом изогнулась шея.

— Это что за тварь такая? — выдавил из себя Глеб.

Люди на дороге тоже заметили чудовище, бросились врассыпную — кто по тракту, кто в поле. Трапезничающая у обочины компания, оставив котел с варевом, волов и груз тюков, вмиг разбежалась в разные стороны; бежали все — и погонщики, и купцы, и вооруженные охранники.

— Бежим? — неуверенно спросил Ирт.

— Кажется, нет, — ответил Глеб. Он увидел, что какая-то молодая женщина, очевидно совсем потеряв голову от страха, мчится прямо к чудовищу. — Ждите меня тут! — Не теряя женщину из виду, Глеб подбежал к Горру, рявкнул: — Коня! — и поймал брошенный повод. Воткнув копье в землю, влез в седло — не очень красиво, но довольно быстро, — наклонился, подхватил оставленное на секунду оружие, крикнул растерявшимся Ирту и Горру:

— Отступайте к дороге! — И врезал пятками по ребрам скакуна. — Ннно!

Седло крепко ударило по заду — конь словно мстил за свои бока. Взлетели в воздух комья земли, и мир сдвинулся с места, упругий воздух ударил в лицо.

— Ннно! — Глеб едва держался в седле, но скакуна все равно пришпоривал. Он мчался женщине наперерез, ругая ее, слепую дуру, ругая некстати появившееся чудовище, ругая свое копье — за то, что оно лишь мешает, и себя тоже — за отчаянный глупый поступок.

Неведомый зверь уже вышел из леса. Его длинный чешуйчатый хвост, увенчанный шипами, рыл борозду не хуже сохи, а раззявленная пасть походила на ковш экскаватора. Чудище выглядело неповоротливым, но оттого было еще страшней — значит, есть у него какое-нибудь пакостное умение: может, огнем дышит, а может кислотой плюется.

Женщина словно специально бежала точно на зверя, и Глеб, трехэтажно выругавшись, понял, что если и подхватит ее, то почти уже перед самой пастью-ковшом.

— Стой, дура! — прокричал он, не надеясь, что она услышит. Странно — она услышала, на бегу повернула голову, махнула рукой, словно прогоняя его. И Глеб совсем уж рассвирепел:

— Гляди, куда бежишь, дура!

Ему показалось, что она крикнула что-то в ответ.

Чудовище было совсем рядом, от него несло кислой вонью, словно от груды гнилой картошки.

Удерживая копье и себя в седле одной левой рукой, Глеб наклонился вправо насколько мог и вытянул свободную руку. Но в тот момент, когда он был готов подхватить женщину, она вдруг резко пригнулась и метнулась в сторону. Он рефлекторно подался за ней — и понял, что скачки закончились. Все, что он успел сделать, это выбросить копье и свернуться калачиком. Так — калачиком — он по земле и покатился — прямиком в куст можжевельника. Помятый, исколотый, исцарапанный, вскочил он на ноги, и обнаружил, что в этом же кусте застряло и его копье. Подхватив оружие, Глеб вывалился на открытое место и с некоторым изумлением увидел перед собой вход в пещеру. Из пещеры доносился странный свист, и нечто длинное, розовое и пупырчатое ворочалось там.

Нечто, похожее на язык…

Осознав, что это за пещера такая, Глеб ничуть не испугался. Он поднял голову, намереваясь точными ударами копья ослепить чудовище, но увидел, что глаз у того не меньше дюжины. И тогда он сделал то, чего никак не собирался делать: он взмахнул копьем, начертил в воздухе спиралеобразный — в два витка и с завернутым хвостиком — символ, увидел вмиг набрякшую огненную каплю, почувствовал ее растущую тяжесть и, удивившись содеянному, испугавшись за копье, поспешно стряхнул полыхающий шар в смердящий зев чудища.

Раздался хлопок. Гигантская голова дернулась, огромная пасть захлопнулась, из ноздрей-трубок ударили струи пара.

И лишь после этого чудовище заметило Глеба. Вновь распахнулась пасть, выпустив клуб смердящего дыма, на четыре метра взметнулась вверх голова, зависла над человеком. Глеб понял, что его жизни суждено начаться заново — а он так и не завел дневник.

Но тут легкая фигура скользнула рядом, и нечто круглое и темное полетело ввысь. Раздался звонкий голос:

— Ложись! — Что-то ударило под колени, толкнуло, сбивая с ног.

Женщина! Девушка! Дура!

В небе рвануло так, что земля задрожала, и трава полегла кругом. Черный липкий дождь обрушился вниз, алые ошметки разлетелись в стороны. Подогнулись могучие ноги, судорога согнула чешуйчатый хвост в кольцо, тяжело упал обрубок шеи, выплеснул лужу крови.

— Дурак! — прокричала девушка Глебу в ухо. — Ты куда несся? Совсем от страха ополоумел?

— Да же я тебя спасал, — растерянно проговорил Глеб и не услышал собственного голоса. — Я думал, это ты ополоумела…

6

За три минуты разговора они успели вдрызг разругаться, познакомиться, помириться и посмеяться. Девушку звали Фивой, она была Одноживущей из старых — из тех, у кого не было метки на щеке. Впрочем, пятнышко она себе нарисовала — чтоб патрули Ордена Смерти не придирались. Шла она в Город, зачем — не сказала. О Богоборце слышала, но в его существовании сомневалась. Потому к Глебу отнеслась несерьезно, посчитав, видимо, его профессиональным шарлатаном с фантазией. Глеб убеждать ее не стал — он ведь и сам не мог точно сказать, кто он такой.

Или что?..

Ирт и Горр встретили их верхом и при оружии.

— Надо быстро уходить, — сказал Ирт, глядя на Богоборца и не обращая внимания на девушку.

— А что случилось?

— Что случилось? — Ирт всплеснул руками. — А ты разве не заметил? Ты же привлек внимание кучи народа. Да оглядись только!..

Действительно, на них отовсюду пялились — с интересом и удивлением. Люди возвращались на тракт и останавливались, внимая свидетельствам очевидцев, глядя на поверженного монстра и его победителя. Движение по дороге остановилось, толпа росла, все громче становились голоса.

— Пошли, — сказал Глеб, начиная понимать, что поставил себя и товарищей в весьма щекотливое положение.

Но уйти им не дали. Какой-то богато наряженный купец со знаком Одноживущего на щеке приблизился к Глебу, поклонился низко:

— Позволь узнать твое имя, почтенный.