в чувствах, даже если наперед знаю, что никакого ответа не последует. Я не боюсь сказать тебе, что люблю тебя, — лицо Мирона искажается в мучительной гримасе и мне плохо, настолько что приходится собрать всю свою выдержку, чтобы продолжить дальше не дрогнувшим голосом. — И я не боюсь уехать в никуда от человека, который умеет вознести меня до рая, а потом так же легко уронить на самое дно ада.

— Англеина…— Мирон трясет головой, прикрывая на секунду глаза. — Я не достоин твоих чувств. И да…я не могу тебе сказать того же. Не потому что не хочу…

— Когда любишь человек автоматически становится достоин. А ты тем более, — неопределенно взмахиваю рукой. Я уже призналась в чувствах, меня теперь не остановить. Ничего не страшно. Меня не любят в ответ. И этого не изменит. — Ты самый лучший человек во всей моей жизни. Самый значимый. Я люблю тебя. Я люблю всех твоих демонов. Я…

Не успеваю закончить, потому то Мирон оказывается вдруг рядом. От него волнами исходят эмоции, в которых я тут же с головой. Он давит взглядом, словно секунду или даже меньше, решается, а потом…тянет меня к себе. Резко и уверенно. Одна рука на пояснице, другая захватом на затылке и вот мы уже целуемся, жадно передавая друг другу воздух.

По моим щекам текут слезы. И поцелуй становится соленым. Мирон слизывает их с моих щек, стирая пальцами и вновь возвращается к губам.

В этом поцелуе столько всего. Целый калейдоскоп чувств.

Извинения. Прощение.

Признание. Принятие.

Прощание.

30.1

Вот только что Мирон жадно пожирал мой рот, ласкал небо языком и шарил руками по моему телу, а я отдавала ему ровно столько взаимности, сколько он тактильно просил. Раскрывала губы под его напором вновь и вновь, даже когда было больно дышать. И вот теперь он прижимается своим лбом к моему, все еще с закрытыми глазами, такой близкий и далекий одновременно. Все еще в моих руках, но не мой.

Я отстраняюсь первой. Мягко выпутываюсь из теплых и ставших такими родными объятий. Напоследок провожу рукой по щеке Мирона, его подбородку, тяжело вздымающейся от частого дыхания груди и отступаю на шаг. Дальше и дальше.

— Ангелина… — с какой-то ломкой в голосе он произносит мое имя и пытается поймать меня за руку. Когда этого не выходит, пытается поймать хотя бы взгляд, но я отвожу глаза в сторону, упираясь ими в стену.

Во мне столько чувств, что, кажется, еще чуть-чуть — и я разорвусь, как переполненный воздухом шарик. И ничего от меня не останется.

— Если ты не готов мне сказать то, что я хочу услышать, то молчи. И отпусти меня. Дай мне уйти, уехать. Не держи меня, Мирон. Ты найдешь себе новую игрушку и забудешь меня.

— Ты не игрушка.

— Уже нет? — невесело усмехаюсь, качая головой.

— Давно уже нет. Да и никогда ей не была.

Звучит как признание. Мне мало.

Не верю.

— Я пойду.

— Ты можешь оставаться здесь сколько захочешь, — догоняют меня слова Мирона. — Я съеду.

Он следует за мной в прихожую и, привалившись плечом к стене, наблюдает за моими попытками запихать ноутбук в сумку. Я быстро сдаюсь, оставляя торчать уголок компьютера.

— Спасибо, — бубню, накидывая на плечи куртку. — Я могу пожить у Кати, она предлагала. Это твоя квартира…

— Нет, — обрубает Гейден. — Останься здесь, НеАнгел. Мне так будет спокойнее.

Киваю, не в силах спорить.

Слезы опять жгут глаза. Нужно уйти быстрее. Иначе опять позорно разрыдаюсь. Не хочу больше демонстрировать ему свою слабость.

Мирон еще что-то говорит, но я не слышу. Рывком открываю дверь и чуть ли не кубарем сбегаю вниз по лестнице, игнорируя лифт.

Перевожу дыхание только на первом этаже. Вытираю рукавом щеки и выхожу на улицу. Я забыла шапку и накидываю на голову капюшон, удачно скрывая от прохожих заплаканное лицо. Когда выхожу из подъезда, мне кажется, за мной кто-то наблюдает. Украдкой смотрю по сторонам, но никого в итоге не вижу, только затылок все равно не переставая жжет.

В универе я стараюсь провести день по максимуму продуктивно и загруженно. В моей зачетке теперь стоят почти все требующиеся для перевода экзамены и зачеты. Один преподаватель сегодня работает во вторую смену, и я решаю его дождаться, предварительно уточнив расписание на нужной кафедре.

В душе зияет огромная дыра. Я чувствую себя одинокой, разбитой и никак не могу совладать с эмоциями, которые качают меня на качелях, проворачивая солнышко. Сердце замирает несколько раз за день без причины.

Я ничего не ем, просто вливаю в себя литрами кофе из автомата и постоянно гоняю из стороны в сторону рой мыслей. В большей части из них центральной фигурой стоит Мирон.

Я его не понимаю. Люблю такого, какой он есть, и не понимаю. Что ему мешает отпустить себя? Поддаться чувствам и эмоциям. Неужели банальный страх? Он ведь что-то чувствует ко мне. Я знаю… Нельзя быть такой бесчувственной глыбой льда и при этом так смотреть, целовать, ласкать, совершать поступки, которые говорят громче слов. Но мне нужны слова. Под броню Мирона по другому не пробиться, не достать до самых глубин. А я хочу быть именно там. Глубоко-глубоко внутри него, как он пророс внутри меня.

А потом я думаю: смогла бы я отказаться ради Гейдена от Москвы? Своей мечты? И понимаю, что нет. Для меня очень важна учеба. Я столько раз ради нее рисковала, наступала на горло своим принципам и шла по головам, что просто обязана взять и выжать максимум из того, что дает мне университет.

Поставив в зачетку заветную последнюю подпись, ощущаю лишь опустошение вместо ожидаемого удовлетворения. Словно меня пропустили через соковыжималку, как спелый апельсин.

Домой возвращаюсь через торговый центр, где покупаю чемодан и небольшую безделушку. Я все же решаю оставить Мирону прощальный подарок. Он стоит немного, даже я со своей скромной заначкой могу его себе позволить. У меня есть небольшая подушка безопасности, на которую я планирую жить в Москве первое время, хорошо, что от университета на семестр дадут общежитие. А потом, посмотрев по загрузке на учебе, попытаюсь найти работу.

Квартира встречает тишиной. У близнецов сегодня праздничная вечеринка, и Мирон явно теперь там. Возможно, уже трахается с другой или полирует ее гланды.

Воспоминания о наших поцелуях отдаются болезненным спазмом в груди. Как он меня целовал… в глазах темнело