— Твое божественное величество! — начал Главный архитектор. — Все земли на берегу реки очень низкие. Каждый год их затопляет до самого фиванского холма. Из этого следует, что необходимо будет поднять дворец и прилегающие сады по всей площади как минимум на два локтя выше уровня самого высокого половодья. А из-за того, что размывается нижний слой почвы, она становится опасно подвижной. Из этого также следует, что необходимо будет сделать насыпи по берегам и построить каменный фундамент под здания.

Фараон догадывался, что предстояло проделать колоссальную работу.

— Это возможно?

— Твое божественное величество, любое твое желание может быть исполнено. Вопрос только во времени. В любом случае мы сможем начать работы только через три месяца, когда земля высохнет как следует, поскольку половодье закончится через пять недель!

— Сколько же нужно времени для строительства?

Главный архитектор повернулся к коллегам и после короткого совещания с ними сообщил:

— Твое божественное величество, все это может быть построено только через два года.

Два года! На протяжении двух лет изнывать от жары в этом жутком дворце!

— Хорошо. Я подумаю.

Затем фараон принял высокопоставленного чиновника, который просил для своего сына место при дворце. Сам проситель служил счетоводом и был убежден, что сыну навыки счета передались по наследству.

После этого настала очередь защитника, который просил царского помилования для своего клиента, схваченного за кражу.

Затем был принят фиванский мастер-бальзамировщик, сетовавший на то, что его жалование не соответствует расходам на соду и ароматические вещества; его выпроводил Майя.

После этого пришла очередь главы сообщества рыбаков, который просил понизить налоги на уловы, поскольку с рыбаков взимали дань даже за те дни, когда улов был ничтожным.

И это участь живого бога?

Вдалеке завыла собака, протестуя против прихода ночи, и этот вой вызвал беспокойство у одиноких людей.

Первый вечерний ветер коснулся веток деревьев и кустов роз в царских садах Ахетатона и надул паруса рыбацкой лодки. Заходящее солнце позолотило Великую Реку, гладь которой из-за паводка напоминала морские просторы. Природа взывала к откровению сердец и чувств.

Но для Макетатон это было невозможно. Она смотрела на пейзаж, пленницей которого была. У дверей стояла стража. Она подумала, что могла бы сбежать на лодке. Вот только куда бежать?

Она имела право принимать посетителей, но что это значит, если ты лишен свободы? Ей были неинтересны разговоры, которые она вела с двумя-тремя дочерьми знатных чиновников. Девушки приходили к ней, чтобы затем хвастаться знакомством со Второй царской супругой, и говорили только о нарядах и любовных похождениях. Также ей было абсолютно неинтересно беседовать с женами высокопоставленных чиновников, которые остались в Ахетатоне или уже успели вернуться. Они горели желанием знать, почему Вторая царская супруга не последовала за двором в Фивы. Но Макетатон держала язык за зубами, помня заповеди своей матери: царевна не должна посвящать посторонних в дела семьи. Поэтому она говорила этим сплетницам, что чрезвычайно утомлена и поэтому не смогла участвовать в празднествах, посвященных коронации.

Но ведь их нельзя было обмануть, поэтому все то и дело сплетничали о царевне, заключенной в Ахетатоне.

Макетатон написала деду, жалуясь на свое заточение. Получил ли он ее письмо? Или его перехватил интендант? Все еще не было никакого ответа. Несомненно, Ай смог бы противостоять царскому гневу и силой освободить свою внучку.

Как долго она еще будет оставаться пленницей по приказу царя? Ее гнусная сестрица и ее ненавистный супруг, без сомнения, ждали, когда она попросит прощения. Пусть себе ждут. Она к ним испытывает лишь чувство глубокого отвращения. Она не хотела участвовать в жизни двора: они все отравители, предатели и интриганы!

Знатные вельможи, возвратившиеся из Фив, чтобы подождать, когда там все устроится, рассказывали своим домочадцам о грандиозной церемонии коронации. А слуги Дворца царевен, собрав то тут то там разные новости, в свою очередь, рассказывали все Макетатон.

Пришли слуги. Одни из них зажигали лампы в почти безлюдном дворце. Другие подавали ужин. Только кухарки, прачки да дворцовые служители еще что-то делали. Пивовары и пекари последовали за царской четой в Фивы. Пиво и вино, которое подавали последней обитательнице дворца, были куплены в городе.

Макетатон рассеянно поужинала салатом из огурцов с маслом и жареной свининой. Она с нетерпением ждала, когда уйдут слуги.

Когда убрали со стола, кормилица тихо сказала ей:

— Она пришла.

Макетатон быстро встала и приказала впустить посетительницу. Через несколько мгновений робко вошла женщина. Она была закутана в темный плащ, который скрывал ее фигуру и почти полностью — лицо. Луч света скользнул по ее лицу, похожему на адскую маску. Женщина пала ниц перед Макетатон, коснувшись лбом пола.

— Встань.

Женщина повиновалась.

— Я хочу увидеть твое лицо.

Тощая рука откинула капюшон: женщине было лет пятьдесят, у нее было морщинистое лицо и большие глаза, обведенные сурьмой, стекающей по морщинкам. Никакого парика, темные волосы, сильно поседевшие.

— Как тебя зовут?

— Судха Хекет, божественная царевна.

Славящая Хекет, богиню с головой лягушки.

— Садись напротив меня, — приказала Макетатон, усаживаясь на низкий табурет. — Дай ей вина, — велела она кормилице. — Наша встреча должна остаться тайной, ты слышишь меня, Судха Хекет?

— Божественная царевна, я умру в то же самое мгновение, как мой язык предаст меня. Мне уже больше полсотни лет. Подумай, достойна ли я твоего доверия.

Макетатон кивнула.

— Я хочу проклясть тех, кто предал моих отца и мать, — сказала она.

— Божественная царевна, разве кровь Осириса не течет в твоих жилах? Боги на твоей стороне.

— Нет. Оставим в покое богов. Мне нужно заклятие против предателей.

— Это другое дело.

— Они могущественны.

— Кто может быть могущественнее вечных, божественная царевна? Нам нужно будет использовать зло против зла.

Макетатон хлопала глазами. Она ничего не понимала.

— Нам нужно будет вызвать Апопа, — сказала чародейка, — царя демонов.

Апоп, великий змей! Повелитель Зла!

Макетатон глубоко вздохнула. Отступать было некуда.

— Пусть он покарает предателей, — пробормотала Макетатон, — пусть он заставит их жрать пыль!

Чародейка достала из складок своего плаща небольшой кусочек воска.