местных лесах с партизанами кайзера Вильгельма в мои планы сегодня не входит.

– Ну вот и все, Владимир Николаевич, – сказал я Горбатовскому, с интересом наблюдавшему за происходящим, – враг бежит, даже не испытав «счастья» рукопашной схватки с героями Бородина. Теперь ваша очередь показывать, чему вы научились после Артура. Враг на этом поле должен быть либо мертвым, либо пленным, но никак не счастливо отступившим на запасные позиции. Возись с ним потом сызнова. Вы начинайте, а я поддержу ваш порыв танками и дальнобойной артиллерией.

– Да уж, вот тут вы совершенно правы, несмотря на некоторую кровожадность. Кавалерию пора пускать в дело, пусть порубит супостата, – усмехнулся Горбатовский, а потом взял микрофон и начал в устной форме доносить свои указания до генерала Асмуса.

И почти тут же вслед бегущим германцам стала беглым огнем бить шрапнелями русская артиллерия, а седьмая кавалерийская дивизия на рысях направилась к месту прорыва. Следом за кавалерией быстрым шагом двинулись вперед колонны пехотных полков. К закату они должны быть уже в Гильгенбурге, выдвинув авангарды к северной оконечности Гросс-Дамерау.

Дивизия Неверовского тем временем начала перестраиваться. Первая и вторая бригады двинулись левое плечо вперед прикрывать полосу прорыва со стороны южной оконечности озера Гросс Демерау, а третья под командованием генерал-майора Александра Тучкова, правое плечо вперед, двинулась маршем к деревне Вонсен. Красавец, умница и храбрец, раненый на Бородинском поле в грудь картечью, этот генерал выжил только благодаря моему заклинанию Поддержки, а потом, едва встав на ноги, одним из первых принес мне встречную клятву. Таких командиров – на лету перенимающих новую тактику, перспективных с точки зрения роста в боевой обстановке, будущих Суворовых, Кутузовых, Скобелевых, Жуковых и Рокоссовских – в моей армии немного, а потому я всех их холю и лелею. Именно поэтому после прорыва позиций семидесятый ландверной бригады Александр Тучков получил права начальника отряда, действующего в отрыве от основных сил. Усиленный танковой ротой и кавалерийской дивизией полковника Зиганшина, сводный отряд генерала Тучкова получил приказ выйти в район железнодорожного узла Дейч-Эйлау (Илава) и закрепиться среди тамошних озерных дефиле. Такой маневр необходим для того, чтобы уберечь корпус Горбатовского от вероятного удара в спину – если не первого корпуса генерала Франсуа, так со стороны германских резервов перебрасываемых с Западного фронта.

Конечно, бригада, пусть даже на выгодных рубежах и со средствами усиления, против одного-двух корпусов долго не продержится. Но тут надо понимать одну особенность. Если в нашей истории корпусу Франсуа на передислокацию и развертывание на новых рубежах потребовалось четверо суток, то с западного фронта войска будут ехать не меньше недели, а когда приедут, то обнаружат, что фатально опоздали и имеют дело не с бригадой, а со всей второй армией. Для операции, которую я тут задумал, неделя на переброску плюс два-три дня на реакцию верховного командования – это целая вечность. А корпусом Франсуа необходимо заняться как можно скорее, лучше всего прямо сейчас, пока он еще не погрузился в эшелоны и не отправился в путь.

Тем временем разогнавшиеся в скачке кавалеристы рубят германский ландвер как лозу на учениях. Лишь немногие германские солдаты останавливаются, поднимают руки… и тоже падают зарубленными, ибо конница в горячке боя пленных не берет, просто не умеет. Таков закон войны. Тот, кто хочет выжить, должен упасть на землю и лежать неподвижно, притворившись мертвым. А там либо постараться незаметно уползти к ближайшему лесочку, либо сдаться трофейной команде, которая непременно пойдет вслед за боевыми частями собирать разбросанное оружие и патроны.

Едва стало понятно, что сопротивление противника сломлено и все идет по плану, я предложил генералу Горбатовскому в компании «Шершней» сделать вылазку к Гумбинену и навести панику на еще не пуганого германца. А то как бы не было поздно – уйдут эшелоны со станции на перегон, лови их потом. Заодно можно будет продемонстрировать возможности штурмоносца – не только как летающего командного пункта, но и как средства огневой поддержки десанта и подавления вражеской обороны. Генерал подумал и согласился, тем более что я ему пообещал, что связь с генералом Асмусом при этой отлучке сохранится в полном объеме, и отсутствовать мы будем не больше часа. Двести километров для штурмоносца – это одна нога здесь, другая там, даже на сверхзвук выходить не придется.

И мы успели! Паровоз уже вытягивал первый эшелон на перегон, но по приказу моей супруги пилотессы заложили крутой вираж, нацеливая штурмоносец на выходную стрелку. Если бы мы находились в обычном самолете, то перегрузка бросила бы нас на борт как кегли, но данный летательный аппарат был создан цивилизацией, победившей тайны гравитации, поэтому на протяжении всего маневра вектор внутренней гравитации остался четко перпендикулярным поверхности палубы. Но не успело изображение земли на экранах кругового обзора выровняться, как машину резко подбросило, а прямо по курсу нарисовались два пушистых инверсионных следа, протянувшихся к игрушечному паровозику, тянущему за собой коробочки вагонов.

– Вот так выглядит залп главным калибром, господа, – успел прокомментировать я это событие генералу Горбатовскому и его адъютанту капитану Горину, – два пудовых оперенных снаряда из закаленной стали разгоняются электромагнитными силами до скорости в пять верст в секунду…

Удар пришелся на следующий за тендером классный вагон, в котором, скорее всего, перемещались херрен официрен. Встала дыбом взорванная земля, во все стороны полетела щепа, фрагменты человеческих тел и всякая дрянь, вроде колесных пар. Паровоз этим ударом сбросило с рельс и, будто дохлого жука, перевернуло вверх колесами. Скорость эшелона была еще невелика, поэтому классической картины крушения со вставшими дыбом вагонами не получилось. Чуть поддернув нос, в этой атаке моя супруга дала еще два залпа: один – в середину эшелона, а второй по самой станции, где под погрузкой стояло еще несколько поездов. И в каждом случае результат был выше всяких похвал: разлетающиеся обломки и суетящиеся фигурки германских солдат, неожиданно узревших в небесах огненные письмена.

А потом, пока штурмоносец закладывал крутой вираж, чтобы зайти во вторую атаку, на станцию обрушился эскадрон «Шершней», прочесав ее огнем лазерных пушек, установленных на внешних подвесках. Вот это, должно быть, показалось германским солдатам если не самим Апокалипсисом, то его предвестием. Штурмоносец, атаковавший с полуторакилометровой высоты, им было едва видно, зато ударные штурмовики опустились до высоты бреющего полета, что давало возможность разглядеть их самым лучшим образом. Бугристые плиты брони, на округлом, будто бы вылизанном, корпусе без единого острого угла, непонятные опознавательные знаки красные пятиконечные звезды… и ужасное оружие, извергающее лучи смерти. От одного их прикосновения плавится металл и