А теперь идея товарища Любимова. Идея тоже интересная, но скажу сразу, это так называемый «Могучий удар малой кровью». К чему эта тактика привела, мы отлично знаем, наверно, товарищ Виталий Игоревич считает, что у гитлеровцев в тылу нет войск, нет ПТО, нет авиации и вообще там все слепые и глухие.

Но как показывают успехи Вермахта, именно к такому нацисты и готовились с самого начала.

Теперь разберем подробней, почему я категорически против плана Любимова.

Первое: для нанесения танковой армадой удара необходимо преимущество в воздухе, а у нас его нет и не может быть. Люфтваффе запросто закидает нас бомбами, и большинство танков (если мы их все-таки соберем, ремонтируем, вооружим и подберем экипажи) будут уничтожены ударами с воздуха.

Дальше, даже у тыловых войск гитлеровцев есть всевозможные средства борьбы с танками, начиная от «колотушки» и до 88-мм зенитных орудий. Кроме того, есть противотанковые ружья: трофеи польской, чехословацкой и французской кампаний, плюс штатное оружие Вермахта, от противотанковых ручных ружей до гранат и мин.

Но самое главное, конечно, Люфтваффе, сколько русских мехкорпусов, танковых дивизий и других механизированных соединений разбито уже ударами с воздуха?

Поэтому лично я против, это худшее предложение, прости, Виталий, но как я говорил еще товарищу Онищуку, Платон мне друг, но истина дороже.

Правда, рациональное зерно есть в каждом предложении, и я бы предложил комбинировать и использовать каждый по мере надобности, единственно приняв из предложения товарища Любимова – это предложение увеличить механизированность нашего войска. Но, конечно, сперва надо хорошенько обдумать и запланировать, что, когда и как, какими средствами!

Пока говорил Шлюпке, я реально почувствовал себя как в 1984 году. Тогда наши одноклассники (третий класс «Б» школы № 27) затеяли дурацкую игру, победителем должен был стать тот, кто шлепнет больше девчонок по попам. Но не просто надо было шлепнуть, а сперва поднять юбку левой и потом шлепнуть правой, только такой удар был зачетным (для левшей наоборот).

Ну и я сперва держался, фи, какие, мол, вы невоспитанные, но потом ретивая взыграла, и погнался я за Ленкой Васютиной, и прям у учительского стола догоняю ее. Поднимаю юбку левой, шлепок правой и… В класс входит классная руководительница Ольга Витальевна Бернгольтц, представьте, что она видит:

Мальчик (третий класс, еще десяти лет нет), подняв юбчонку девчонке (почти каламбур, самозачет), практически ласкает ее ягодичные мышцы. В следующие полчаса я получил море разливанное подзатыльников, зуботычин и океан морального унижения, мотивированного моральным разложением (снова зачетный каламбур, меня прет).

Она, как взрослая (половозрелая) женщина, сразу заподозрила сексуальное начало в моих действиях, хотя навряд ли в девятилетнем школьнике (коммунистическое воспитание, у нас секса нет, плюс поправка на мусульманское окружение) могло быть что-либо сексуальное.

Налицо была всего лишь игра, тем более не я ее придумал, но как говорится, долбят не за то, что украл, а за то, что попался.

После очередного педсовета папа решил, что британский флаг на заднице (или вместо…) внесет определенные поправки в мое сексуальное самосознание, и не пожалел офицерский ремень СА (Советской Армии). Сразу скажу, ремень непобедим, зато первая девчонка у меня появилась только в 11-м классе, вот как хорошо вбил папаня в меня то, что «В СССР секса нет»

Извиняюсь за отступление, но под словесными ударами Бернхардта я себя именно так и почувствовал, как под взглядом Бернгольтц (кстати, классная наша была тоже немка, дочь какого-то эсэсовца, после отсидки в Сибири сосланного в ТаджССР).

Тут полковник взял слово и говорит, что он еще раз над всем сказанным подумает, отдельную благодарность объявил Лодке, фу, сорри, то есть Шлюпке (это я так зол на него), поблагодарил всех остальных и сказал, чтоб все хорошо подготовились, ну и так как время ужина, то мы свободны.

Но тут встрял с вопросом некий Онищук, и Старыгин морально унизил украинца, да и тот, мне кажется, заслужил:

– Товарищ полковник, вот наша группа успешно воюет с немцами, громит их только так, аж звон стоит и хруст. Почему остальная армия (ну, РККА) воюет плохо, отступает и сдается в плен, бросая оружие и технику?

– Товарищ Онищук, как вас звать-то, – начал экзекуцию полковник.

– Да Петр я, товарищ полковник.

– Вам, Петр, никогда не говорили, что вы придурок?

– А че сразу придурок-то, что не так?

– Тогда слушайте, товарищ Онищук, и мотайте на ус! Первое, вы, как и я, как и все остальные, представитель той самой РККА. Второе, в свое время мы все были уже разбиты, в составе той самой РККА, ну и НКВД тоже. Третье, наши бойцы все обстреляны и прошли все, вплоть до медных труб, а части РККА, истекающие кровью на фронте, это вчерашние мальчишки, то есть не имеют боевого опыта. Четвертое, разве наш ДОН хоть раз повоевал с равным противником, в равных условиях? Нет, всегда на нашей стороне были и фактор внезапности, и фактор численного перевеса вкупе с фактором перевеса в автоматическом оружии. Или не так? Или приходилось ДОНцам сдерживать атаки противника, имеющего перевес в силах и технике?

Ну и предпоследнее, запомните, Петр, за линией фронта мирная страна, и ребята, погибающие на фронте, имеют за собой мирных жителей, колхозы, заводы и фабрики. А что у вас сзади? Да ничего важней вашей задницы. При атаке сильного противника мы можем запросто отойти, и не важно, назад, вправо или влево. А вот красноармейцы не имеют этой привилегии, должны стоять насмерть. Зато мы можем бегать тут по всей Белоруссии, и никто, кроме нашей совести, ни слова не скажет. Ну и самое главное, стратегическая инициатива пока в руках гитлеровцев, где они хотят, там и бьют, предварительно собрав пять-десять дивизий обстрелянных против одной нашей необученной, прорвав фронт этой многострадальной дивизии, обходят и окружают уже другие три или четыре, а тем отступать некуда. Приходится товарищам Сталину, Тимошенко да Жукову затыкать бреши, думаете, есть у них резервы? Эх, Петр, взросло ты выглядишь, на бравого красного командира похож, а в душе еще молокосос и фанфарон.

Но! Ничего, научимся и воевать, и инициативу перехватим, видит бог, будем мы в Берлине, и Гитлера повесим на Унтер-дер-линден, в компании с герингами да прочими геббельсами. Понятно?

Петрухина харя цвела всеми цветами радуги, отлуп полковника пришелся ему не по нутру, но ведь заслуженно. Мы пока ничего стратегического не добились, пробавляемся мелкой тактикой, благодаря тому, что немцам не до нас. Было бы желание (и возможности), кинули бы на нас фронтовой полк, и все, полетели бы клочки, да по закоулочкам…

Короче, отымев морально Онищука, полковник отпустил нас, и все разошлись.

А пошли мы ужинать (жрать, хавать, шамать, кушать, вкушать, трапезничать, яствовать – ничего словарный запас, да?), Машуня утащила меня в свой шалаш, там Глафирка нам стол накрыла, оказывается. У нас же пятилетка, правда, встречаться мы стали только год как, но знакомы-то до хренищи времени. Ну и был бал, были Глафирка, Онищук (правда, кислый, как лимон в соляной кислоте), Листиков, еще две девушки из медсанбата и Вахаев (а как же без него, они с Онищуком прямо пупами срослись, да и Листиков пришелся ко двору разведмахновцам), компания единомышленников помогла мне (и особенно Петрухе) оправиться от моральных оплеух, которых надавал нам Шлюпке и Старыгин (тем более он по всем статьям прав).