— Убирайтесь вон. Не возвращайтесь до завтрака. Молчите, если хотите жить, и не пытайтесь покинуть клинику: у нас длинные руки.

Ленин молча пошел к двери. Вслед ему полетели его пиджак и бумажная шляпа... Он понимал, что весь остаток ночи Маргарет Зелле будет заниматься обыском: упрямый итальянец не захотел добровольно отдать свою мотороллу. «Как жалко его! И я дурак! Надо было не клянчить у него чертеж, а хватать его самого в охапку и вместе бежать отсюда! Но что же теперь делать?! У них ведь длинные руки... Кому сказать о них? Профессор Плейшнер уехал в Вену на собрание фрейдистов... Доктор Гортхауэр пьян мертвецки... Остальной персонал — кто их знает, может, тут все шпионы и заговорщики... Надо посоветоваться с Джоном, больше-то не с кем...» Он подошел к двери англичанина, постучался и вошел. Тот расхаживал по комнате с довольным видом и время от времени высоко подпрыгивал, не в силах сдержать свою радость.

— Где ваше «кольцо всевластия», Джон?

— Я топить его ватерклозет, — гордо отвечал англичанин. — Теперь Гортхауэр лишился своей силы. Темные разбиты, Мордор побежден!

Ленин не стал говорить ему, что д-р Гортхауэр — просто безобидный алкоголик, а истинные силы зла вовсе не побеждены, а только что совершили убийство и торжествуют. Он уже пожалел, что пришел к этому безумцу. «Чем он может помочь?» Ленин сел на стул и стал нервно вертеть в руках свою шляпу. Это было единственное, что осталось ему на память от Моторолли... Снаружи шляпа была белая, но внутренняя сторона ее была вся исчерчена карандашом и исписана какими-то пометками. Он машинально разглядывал эти надписи, на которые никогда не обращал внимания, и вдруг ахнул... Средь прочих пометок он прочел слово «motorolla». Он поспешно стал развертывать шляпу и разбирать ее на листы, как капустный кочан; то, без сомнения, были чертежи! Так вот что означали слова итальянца «Вы мне уже помогли», сказанные, когда Владимир Ильич предложил ему помочь спасти и спрятать чертеж! Вот она — чудесная моторолла! А значит — нужно во что бы то ни стало бежать! Ехать к своим, в Ставку! Передать изобретение в русский генштаб! Вот он — подвиг, коего так жаждала душа!

— Джон, умоляю, перестаньте прыгать! Помогите мне!

После завтрака больные и персонал могли наблюдать следующую картину: сумасшедший англичанин и сумасшедший русский, положив на полено длинную доску, по очереди становились на один конец ее, а тот, кто не стоял на доске, разбегался и прыгал на другой конец, заставляя партнера взлетать высоко в воздух. По-видимому, это была какая-то английская или русская народная игра. Они скакали так долго, что всем надоело на них смотреть; и никто не обратил внимания на то, что постепенно игроки перетаскивают свое чудное сооружение все ближе и ближе к высокому железному забору, ограждавшему клинику. А вскоре начал накрапывать дождь, и зрителей вообще не стало...

«Уф-ф! — подумал Владимир Ильич, после очередного прыжка наконец оказавшийся по ту сторону ограды. Он благодарно помахал английскому другу и теперь быстрым шагом удалялся от клиники. — Я на свободе, чертеж со мной! Самое страшное позади!»

— Halt! Hende höh! — грозным голосом произнес кто-то позади него.

Ленин стремительно обернулся и увидел своего старинного знакомца — Баумана... Тот смотрел на него отнюдь не дружелюбно и в руке держал револьвер.

— Ох, товарищ Бауман, напугали... — проговорил Ленин, держась за сердце.

— Сожалею, но я вам больше не товарищ, — отвечал тот. — Идет война; мы оказались по разные стороны фронта. Я патриот своей страны, как и вы. А сейчас я верну вас в клинику, из которой вы убежали.

— Но почему...

— Не будем лицемерить, герр Ленин. Я — резидент, а фройляйн Маргарет Зелле — мой агент. Чертеж мотороллы так и не был найден; мы полагаем, что изобретатель передал его вам.

— Слушайте, товарищ Бауман, или герр Мирбах, или как вас там... — с горьким укором произнес Ленин. — Я спас вам жизнь, а вы... так-то вы платите за добро! Или у немцев так принято?

Бауман-Мирбах не мог снести этого упрека; он опустил револьвер и стоял молча, не глядя Ленину в глаза. На лице его отражалась сильнейшая душевная борьба. Потом он проворчал сквозь зубы:

— Хорошо. Я исполню долг благодарности. Идите! С этой минуты мы в расчете.

— Спасибочки, почтеннейший, — спокойно ответил Ленин и удалился, поклонившись на прощание и не забыв учтивым жестом приподнять драгоценную шляпу.

— Ишь чего удумал, — шептал он сквозь зубы. — В клинику верну... не товарищ... Кишка у тебя тонкая, психоаналитик! На кого попер? — на наследника русского престола! Нет уж, любезный, не для тебя цвету. Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить.

Тридцатого августа, после долгих мытарств он, снабженный наилучшими фальшивыми документами, тщательно загримированный, в пышных черных усах и бровях, фасон которых был слизан с красивого д-ра Гортхауэра, нелегально прибыл в Могилев, где в то время располагалась Ставка. Риск был огромный, ибо все большевики почему-то считались немецкими шпионами, но что такое опасность по сравнению с пользой, которую могла принести русской армии моторолла! Ленин желал передать чертеж лично в руки сводному дяде — Главковерху Николаю Николаевичу, добросовестному служаке, о котором слышал немало хорошего. Но, приехав в Могилев, он узнал, что неделю тому назад в результате дворцовых интриг Николай Николаевич был отстранен и отправлен на Кавказ, а верховным командующим стал сам император Николай.

Общаться с братом — подкаблучником, бездарным правителем и столь же бездарным полководцем — у Владимира Ильича не было ни малейшего желания. (Он понимал, впрочем, что никто и не допустил бы его к Николаю.) Несколько дней он болтался среди офицеров и генералов, играя с ними в карты, и в конце концов с помощью взяток, замаскированных под проигрыш, ухитрился попасть на прием к нужному человеку — генерал-квартирмейстеру Николаю Михайловичу Потапову, возглавлявшему Главное управление Генштаба по разведке и контрразведке.

— Кто вы такой? — спросил его Потапов, невысокий, хмурый, немолодой человек с пронзительным взглядом серых глаз.

— Патриот, — скромно ответил Владимир Ильич. Но он не удержался, чтобы не прилгнуть чуть-чуть для красоты: — Я в рукопашной схватке отбил у австрийского резидента Мирбаха чертеж одного секретного изобретения.

Он протянул генералу свою бумажную шляпу. Но тот шляпы не принял, а посмотрел подозрительно и спросил:

— В рукопашной, говорите? Где это случилось?

— В Цюрихе.

— По моим сведениям, резидент Мирбах находится в Вене.

— Да ведь там у них в Европе все рядом, — сказал Ленин.

— Это верно, — согласился Потапов и вдруг прибавил: — Вена — гнусный город. Обитель зла.

«Еще один безумец! — с испугом подумал Ленин. — Ну, если и этот сейчас начнет обзывать Вену Мордором и болтать об эльфах и кольцах всевластья...» Однако он испугался напрасно: Николай Михайлович был вполне здравомыслящий человек. Потапов согласился развернуть шляпу и поглядеть на чертеж, а Ленин на словах объяснил ему, что из себя представляет изобретение итальянца и для чего оно нужно. Потапов хмыкнул вроде бы одобрительно и даже пробормотал, что-де моторолла могла бы полностью решить проблему связи в войсках, но потом снова нахмурился и сказал: