Теперь она была готова кинуться в бой – мстить врагу кулаками, а он, прежде чем ответить, тяжело и долго смотрел на нее.

– Беда – это потому, что мне тоже хочется их строить. С тобой. Вот почему.

И ничего, несмотря на вспыхнувшую в зеленоватых глазах надежду и требовательность, добавлять не стал. Убрал с коленей белую хлопковую салфетку, молча поднялся и покинул тонущую в свете свечей гостиную.

* * *

(Iwan Rheon – Be my woman)

На следующий день, работая в штабе, он принял странное решение – он расскажет ей все. Вечером. Вернется домой, пригласит на кухню или в гостиную, посадит напротив и начнет рассказ. Все с самого начала: как Ани попала к нему домой, за что он ее ударил и почему решил оставить жить у себя. Разложит по полочкам причины, приведет весомые и логичные доводы Стивена, объяснит, что не желал врать, с самого начала не желал…

Дэйн смотрел на широкий во всю стену экран – смотрел и не видел движение отрядов – думал о том, как сильно за прошедшие три недели устал лгать. В словах, поступках, действиях.

Он не расскажет об этом даже доку – тот не поймет и не одобрит, – но, все же, сделает, как решил. Потому что, начиная с этого момента, их отношения с Ани начнут разваливаться и превратятся в тяжелую ношу для обоих. Слишком много недосказанности, слишком далеко все это зашло.

Да, ей будет сложно. Придется слушать и верить, принимать, если не вспомнит по ходу, рассказанное на слово. Однако после ей станет понятно, почему рука все это время рисовала фронтон отеля «Левенталь», откуда в ее снах Война, и почему в них она боится выйти из полуразрушенного дома наружу.

Даже если этим вечером Ани-Ра ничего так и не вспомнит, она однозначно перестанет любить Дэйна. Речь не о любви даже, а о простой симпатии. И она едва ли вспомнит все то хорошее, что он старался для нее делать, обидится на ложь, вскипит эмоциями. И трудно будет ее не понять. Но каким бы сложным ни вышел разговор, затянувшийся спектакль пора заканчивать.

Оставшееся время до семи вечера Дэйн работал (или очень старался), но, несмотря на принятое решение, не чувствовал себя лучше. Сегодня за его окнами пронесется ураган, а снаружи уже собираются тяжелые черные тучи. Шторм выбьет стекла, сорвет с петель дверь и перевернет внутри его души все предметы – накроет их грязью и пылью, разломает все в щепки, оставит после себя лишь осколки, а ему, Дэйну, потом убирать.

Долго убирать.

Но сам напросился. Знал, на что шел.

Чтобы подхватить Лагерфельда и добросить его до дома, как случалось несколько раз в неделю, Эльконто спустился на этаж ниже и зашел в чистый маленький кабинет со стоящим у стены столом, диваном с одной стороны и кушеткой с другой.

Док как раз перебирал в шкафу какие-то склянки.

– Готов выдвигаться?

– Всегда готов.

– Тогда давай, пошли. У меня намечается непростой вечер, и я не хочу задерживаться.

– Что собираешься делать?

– Потом расскажу. – Дэйн ухватил вопросительный и напряженный взгляд Лагерфельда и скрипнул зубами. – Не дави. Если сказал потом, значит, потом.

Стив пожал плечами. Спросил уже в коридоре:

– У тебя все нормально?

– Вот завтра и посмотрим. – Угрюмо, без тени улыбки, отозвался снайпер.

Коридор, лифт, узкий проход мимо входа в штаб – в кресле Эльконто уже сидел Грин – он помахал проходящим рукой – все, мол, под контролем – Дэйн кивнул ему в ответ. Негромкие шаги двух пар мужских ботинок, еще один лифт, нейросканер на выходе с этажа, построившаяся по стойке «смирно» охрана.

– До завтра, ребята. – Миролюбиво кивнул начальник. Шагнул через широкую металлическую рамку, услышал знакомый щелчок камеры, почувствовал запах озона – все, как всегда. Дождался, пока процедуру изучения содержимого карманов и внутренних органов пройдет доктор, еще раз кивнул людям в форме. До выхода остался один коридор, портал в конце него, затем пятьдесят метров пробуренного в скале коридора, а там и дневной свет.

Он каждый раз скучал по нему.

– Что будешь делать этим вечером? – Вернул Дэйн тот же вопрос доку.

– Ничего особенного. Зайду поем куда-нибудь, куплю пивка и сяду смотреть матч. Сегодня наши против «Зетрана».

– Продуют, поди?

– Понятное дело. Но на это всегда приятно смотреть.

Футбольная команда «Зетран», насколько помнил Дэйн, не выигрывала сезон уже лет шесть кряду – то слабые игроки, то травмы, то ленивый тренер. Как говорится, если не везет, то и у дамы в паху на гвоздь наткнешься. Да ну и леший с ними, он все равно не любил футбол.

Может, если сегодняшний разговор пройдет хорошо и – тьфу-тьфу-тьфу через плечо – Ани все поймет, и у них вечер сложится? Без обид, без лишних оскорблений, а как раньше – с тренировкой на поляне перед домом и с подносом печенья после ужина?

Хотелось бы. Вот только Дэйн не верил, что у беседы, которую он собирался провести, мог быть подобный исход. Хорошо, если ему снова не попытаются вскрыть ножом черепную коробку, шею или полость живота.

Только бы не снова связывать и не скотчем рот…

А ножи с кухни убирать бесполезно – она найдет, чем швырнуть.

Только бы выслушала и только бы поняла. Хотя бы отчасти.

Эльконто готовился к поистине плохому вечеру, но тот стал хуже прежде, чем они успели доехать до дома, и даже прежде, чем док и Лагерфельд достигли белой сверкающей машины. Шорох позади спины они услышали оба, и оба отреагировали – Стив моментально замахнулся на нападавшего, но ударить не успел – ему в нос ударила едкая и тугая струя слезоточивого газа, а Дэйн… Дэйн настолько ошалел от увиденного, что пару секунд банально не мог пошевелиться. Только открывался и закрывался рот.

Воспользовавшись заминкой, еще один невидимый враг подоспел сзади и приставил к горлу снайпера холодный охотничий тесак.

– Не шевелись, сучонок.

Дэйн слышал этот голос, точно слышал, но взгляд не желал отрываться от стоящего напротив, с газовым баллоном в руках, бородача.

– Пэт? Что ты тут делаешь? Зачем… ты… дока?

В свете закатного солнца взгляд Элменсона казался скользким, неуловимым, а бледная монолитная фигура отлитой из гипса.

– Ничего личного, патрон. Ничего личного. Но дергаться не советую.

– Эй, вы чего творите? Кто выпустил вас наверх?

Стив, прижимая руки к лицу, стоял коленями на песке – к его затылку было приставлено пистолетное дуло.

Не успел Эльконто оглянуться, как Бородач кивнул стоящему за его плечом невидимке – запястья за спиной тут же стянули защелкнувшиеся наручники.

– Ты за это поплатишься, Пэт. – Процедил начальник штаба глухо. – Ты ведь в курсе?

– В курсе, в курсе. – Делано добродушным тоном отозвался экс-солдат и тут же отдал приказ. – Грузите их в машину. Ульрих, Рики, вы поедете в кузове. Все по местам, живо! Времени в обрез.