— Кашу? — то ли ответила, то ли спросила я тихим, чуть хриплым спросонья голосом.

— Не хочу кашу.

— Я тоже не хочу.

Каша напоминала о Вадиме. Одной лишь мыслью о ней к горлу поднимался горький ком необходимости разговора по душам, хотя я до конца так и не поняла, что творилось сейчас в моей груди. В голове тоже не было порядка… Или я не спешила там его наводить.

— Пойдем на кухню, и решишь, что будешь есть.

Глеб перекинул через меня вторую ногу, но я поймала его и вернула на прежнее место.

— Дай папе поспать.

Хотелось добавить, что двух Веселкиных за раз я не выдержу. Да и вообще кто-то хорош лишь тогда, когда спит зубами к стенке или, в нашем случае, к окну…

Я отыскала на полу крошечные тапочки и за руку вывела маленького монстра из комнаты, оставив большого за закрытой дверью.

— А где кот? — вернулся Глеб ко вчерашнему вопросу.

Я приложила палец к губам и сказала "тсс"

— Кот спит. Его тоже будить нельзя. А то, не выспавшись, он кусается. Ты же не хочешь, чтобы он тебя покусал?

Глеб судорожно затряс головой, и я сумела дотащить его до ванной комнаты, минуя кота, а потом мы чинно уселись на кухне за стол.

— У меня есть йогурт. Только в нем нет фруктов, но я могу добавить варенье. Будешь?

Глеб замотал головой.

— Могу сделать омлет.

Снова отказ.

— Могу…

В общем-то, больше я ничего и не могла. За отсутствием навыков и продуктов в холодильнике.

— Хорошо, тогда омлет сделаешь ты, а есть его буду я.

— А я не умею.

— Как не умеешь? Любой мужчина должен уметь делать омлет…

Да, да, а некоторым желательно использовать для него собственные яйца! Для мирового, так сказать, спокойствия!

Я поставила на стол миску и вручила довольному поваренку веничек… Потом мы, правда, минут пять вылавливали из миски микроскопические кусочки яичной скорлупы… Но я не жаловалась, я тянула время… Пусть за это мне придется потом намывать и стол, и поп, но полдела будет сделано: ребенок занят и почти накормлен.

— Тебя еще никто не звал!

Это явился на странные звуки Чихуня и по привычке уселся в коридоре. Глеб хотел было бросить взбивание яиц с молоком, но я не позволила. Делу — время, коту — час. Вот когда омлет уже пыхтел под крышкой, мне пришлось провести с обоими монстриками воспитательную работу. Чихуня слушал правила поведения с детьми куда внимательнее, чем Глеб — правила безопасного обращения с котом. Если произойдет ЧП, то мне влетит и от мамы, и от папы. Ну, и от самой себя, и потому я уселась на плитку, наплевав на короткие пижамные шортики. Однако уже через пять минут приняла решение передислоцироваться в бабкину комнату. Пусть Герман принимает удар на себя. Да, да, за то, что напугал меня ночью, заявившись в мой сон.

Чихуня запрыгнул на кровать первым, следом — Глеб, а я стояла и, застегивая халат, тупо радовалась, что кукла по-прежнему чинно лежит вдоль моего воображаемого тела.

— Это любимая игрушка твоего папы, — представила я друг другу двух монстров и отогнала рукой серого, который традиционно уже пытался улечься на Германа. — Будь с ней осторожным. Ты ведь знаешь, что куклам тоже бывает больно?

И глядя в глаза мальчику, я подумала почему-то о Карине. Бросил бы ее Веселкин или нет, не случись этого конфуза в ресторане, большой вопрос — выходит, я отчасти виновата в ее беде. И девочке, пусть она даже стопроцентная потребительница, сейчас ой как больно. Ни любовника, ни работы… О чем она думала, крутя роман с якобы женатым мужчиной, фиг его знает — должно быть, как и все они, надеялась его развести… Не только на деньги. И сейчас об нее просто вытерли ноги: во-первых, сообщением, что женат он никогда не был, и, во-вторых, что за ее спиной нашел ей замену… Или нет, не так… Карина попала под горячую руку с этой фотографией. Если Виктор и строил в отношении меня планы, то не факт, что собирался расставаться с Кариной. А, может, врет? Карина хороша. От таких любовниц по собственной воле не отказываются… Хотя чего ему врать-то… Он же меня откровенно покупает! Как и ее… Просто от меня, по его мнению, будет больше толка.

— А можно взять его с собой?

Я тряхнула головой: черт, я совсем не слушала, что все это время говорил ребенок.

— Куда? За стол? — добавила я тут же, сообразив, что омлетный дух заполнил уже всю квартиру. — Конечно, бери!

Разумный ребенок захватил с собой подушку, о которой я бы даже не подумала. Глеб положил ее на папин стул и сверху усадил куклу. Мне пришлось немного подвинуть Германа, чтобы его голова касалась стены, даря равновесие, и теперь Домовенок глядел на меня почти так же, как вчера разглядывал меня Веселкин — искоса, низко голову наклоня. Ну, да, ну да… Еще и ты против меня, хотя сам заварил эту кашу. Если бы не ребенок за столом, я бы сказала Герману все это вслух и не скупясь в выражениях!

А вот Чихуня свое огреб, когда взобрался на стол охранять своего кукольного приятеля. Впрочем, я не отступилась от литературного языка, и кот не обиделся. Он уселся у ножки стула, задрав на меня наглую морду и пока еще тихо, но все же требовал еды.

— Он есть хочет, — весомо заявил Глеб.

Конечно, хочет! Уступать первенство другому мужчине, даже ребенку, не в правилах этого кота. Пришлось встать и бросить в миску горстку сухого корма.

— Доедай свой омлет и накормишь кота.

— Я?

— Ну, а кто же еще? Ты кормил меня, — А я действительно снова ковырялась вилкой в омлете, соревнуясь с ребенком в черепашьей скорости поглощения пищи.

— Теперь очередь за котом.

— Это теперь мой кот? — спросил Рыжик тонким, но таким папиным голоском.

— Нет, он наш, — проговорила я с трудом вместо "мой". — Но ты же хочешь с ним подружиться, а Чихуня очень любит кушать. И тех, кто его кормит. Давай, кто первый! — И я подцепила вилкой отрезанный от края кусочек омлета. — А то он сейчас начнет вопить от голода и разбудит папу. Ты же не хочешь, чтобы папа проснулся?

Этого не хотела я. Но и мальчик вдруг судорожно замотал головой, и у меня внутри все похолодело — может, Веселкин не такой уж и хороший отец? Может, его вчерашнее поведение — обычная манера общаться с сыном?

— Тогда ешь быстро, но не забывай жевать.

Глеб жевал, старательно. Но я подумала, что в следующий раз стоит все же нарезать омлет чуть помельче. В следующий раз… Мое подсознание затмило разум. О чем я думаю сейчас?

Я смотрела на опускающиеся и поднимающиеся глаза мальчика и думала о нем. Да, да… Именно о нем, о его любви, планомерно покупаемой все новыми и новыми игрушками, которые он ломает, чтобы ему принесли новые или чтобы просто к нему пришли… Он не дитя любви, он плод неудачи… И что он рождает в душах своих родителей непонятно. Я видела такие глаза на практике в садике и не понимала тогда, почему дети тихо плачут во время тихого часа. Интересно, плачет он в садике или нет? И я задала вопрос в лоб — в маленький, спрятанный под рыжей челкой.