– Еще раз – не знаю, о ком ты говоришь, но вряд ли ты что-то сделать успеешь. Тебя и твоих шавок перебьют куда раньше. День-два – и ваши тела сгорят вон в том доме. Кроме Михаила, этот, думаю, уцелеет, просто потому что про него никто не знает. И очень порадуется тому, что наконец-то от тебя, старый хрыч, освободился.

– Заткните ему рот, – попросила Любава. – Надоел мне этот урод до крайности.

– Не вздумайте, – запретил вожак. – Хочу слышать, как он орать станет, мне такое всегда нравилось. Привязали? Ну, тогда начнем.

– Отец, ты обещал! – Подскочил к нему Сашок и достал свой нож из ножен. – Первая кровь и первое мясо мои!

– Валяй, – недовольно буркнул старик. – Но глубоко не бери, ясно? И кровоточные каналы не задень, чтобы этот паршивец не сомлел раньше сроку!

– Ага, – обрадовался недомерок, подошел ко мне, с хрустом содрал с тела остатки рубахи, отбросил их в костер и задушевно спросил: – Ну, с чего начнем?

– Уши отрежь, – посоветовал Ратмир. – Я их на костре закопчу, они тогда хрусткими станут.

Сашок облизал губы красным длинным языком и поднес лезвие к моему лицу.

– А мне больше нравятся щеки, – задушевно сообщил он. – Всегда для начала добыче лицо обгладываю!

– А мне понравится, если ты в сторону от него отойдешь, – раздался уверенный мужской голос. – Простите за патетику или даже плагиат, но по-другому тут не скажешь.

Их было трое – двое мужчин и одна женщина, вернее, девушка. Они шли к нам, держа наизготовку помповые ружья, по-моему, «Бенелли». Впрочем, может, и не «Бенелли», тут я могу ошибаться.

Но одно мне стало понятно сразу – шансы на то, что я все же увижу сегодняшний рассвет, здорово подросли. Одного из троицы я знал, это был Павел. Ну а двое остальных, скорее всего, его коллеги.

– Вот и кавалерия, – хмыкнул я и глянул на озадаченного Сашка. – Нет, приятель, не есть тебе меня, вкусного.

Ну кто меня за язык тянул, а? Реакция оборотня на данные слова последовала почти моментально – он зарычал, причем совершенно по-звериному, из пальцев рук, как лезвия из рукояти выкидного ножа, выскочили толстенные и очень острые когти, да и лицо перестало напоминать человеческое, особенно зубы. Жуткое зрелище, надо признать. И самое главное – все это буднично как-то произошло, моментально. Не скажу, что я особо сильно верил голливудским лентам, в которых человек в волка перекидывается с криками, воплями, раздиранием одежды, обрастанием мехом и непременной луной за спиной, но все же подсознательно ждешь чего-то такого. А тут – раз – и все, был человек – стало невесть что. И это невесть что нацелилось мне своими когтями брюхо вспороть, между прочим.

Бахнул выстрел, и Сашок, моментально утративший свой жутковатый облик, покатился по траве, завывая на все лады. Майка на плече у него окрасилась кровью, причем то ли от отсвета костра, то ли по какой-то другой причине она была не красной и не багровой, а прямо-таки черной.

– Говорил ведь. – Укоризненно покачал головой Павел, передернув цевье. – Дормидонт, ты же понимаешь, что у нас в ружьях за патроны?

– Догадываюсь, – проворчал старик. – Вот только, дьяки, вам тут не место. Это мой дом. Моя земля. И я в своем праве, ясно? Хочу – милую того, кто против моей стаи пошел, хочу – казню.

– Так-то оно так, только этот человек на твою землю пришел не добром, – подал голос спутник Михеева. – Твои дети силой его сюда привезли.

– Зато после он двоих из них чуть не убил! – рявкнул вожак. – И тем самым нанес мне смертельную обиду, за которую я вправе с него виру требовать.

– Силен. – Глянул на меня Павел. – Чего, серьезно?

– Да его детей и ломом, похоже, не убьешь, – подал голос я. – Вон они, оба двое. Один рядом лежит, вторая на крылечке сидит. А еще они меня оскорбляли всяко и унижали путем втаптывания в грязь человеческого достоинства, потому и пришлось прибегать к насилию. Так-то я бы и не подумал ничего такого устраивать. Я же смирный, как теленок.

– Врет! – прорычал Ратмир, с ненавистью глянув на меня. – Это все ложь.

– Да? – возмутился я. – А если в тарелку с едой плюнут на твоих глазах, а после тебе ее протянут со словами «жри, скотина», то ты как отреагируешь? Не знаю, как у вас, оборотней, а у нас, людей, за подобные вещи убивают, если не физически, то хотя бы морально. Это вопрос самоуважения.

Дормидонт повернулся к нам и уставился на Сашка, который мигом перестал выть, хоть ему, похоже, было очень больно. Переглядки, впрочем, длились недолго – сначала Сашок отвел взгляд в сторону, а затем кивнул.

– Вот! – обличительно заявил я. – Потому, Павел, если тут и есть чье право, то только мое. Я с любой стороны пострадавшая сторона, которая имеет право требовать справедливости и возмездия. Меня похитили, всячески оскорбляли, а под конец съесть собрались. Вот этот пожилой товарищ собирался мою печень лично употребить в пищу. И не приди вы мне на помощь, то так и случилось бы.

– Плохи твои дела, Дормидонт, – как-то очень недобро произнес Павел, снова поднимая ружье. – Ой как плохи. Прав Хранитель кладов, с любой стороны ты крайним получаешься. Причем ты ведь сам это знаешь, верно?

– Если я не прав, то отвечу. – Тряхнул седой гривой волос вожак. – Но не перед тобой, дьяк. Ты не из наших.

– Так и я не из ваших. – Меня просто как распирало изнутри. Вот умом понимаю, что надо помолчать, а слова словно сами наружу рвутся. Уже и Стреча с Нестречей на груди зашебуршились, как бы давая мне понять, что я лезу не в свое дело. – Я скорее их. Хранитель кладов принадлежит как Ночи, так и Дню, мне это давно растолковали, потому – ошибочка вышла. Я в их юрисдикции, и отвечать, хрен ты старый, тебе все же придется, причем именно им.

– За выражениями следи, – осек меня напарник Павла, сравнительно молодой крепкий мужчина со шрамом на щеке. – Вежливость пока никто не отменял, особенно по отношению к тем, кто куда сильнее и старше тебя.

– Прошу прощения за грубое слово, – поправился я. – Но в целом-то все верно было сказано. Вы – власть, вы обязаны защищать граждан от насильственных действий и наказывать правонарушителей. Эту компанию в суд не потянешь и в тюрьму не посадишь, верно? А они при этом все равно крайне социально опасны. Сегодня я, завтра еще кто-то, возможно, даже ребенок. Вывод? Нужны соответствующие меры социальной защиты. Кстати, если вы меня наконец отвяжете и дадите одно из ружей, я и сам могу их перебить, не вопрос. Следом дом подпалим, а потом мотнемся в город и последнего добьем.

– Какого последнего? – удивился Павел. – Стая Дормидонта вроде вся тут.

– Я приношу свои извинения Хранителю кладов. – Повернулся ко мне старик. – Я признаю то, что был не прав в своих поступках и мыслях, потому готов выплатить ему виру или же принять ту участь, что он мне приготовит. Но вина это только моя и больше ничья, стая в них неповинна, поскольку выполняла то, что я им велел. Эти слова слышит мать наша Луна, эти слова слышит отец наш Велес.