Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не глупость, а старший боец! – сказал Ник.
– «Старбой» по-английски – звездный мальчик, – невпопад сказала Машка. И добавила: – А я вот что-то не чувствую, что очень осмелела. Я больше на штурм идти не хочу.
– И я не хочу! – многозначительно поднял палец Мишка. – И никто, я вижу, не хочет. А это значит что?
– Что? Что? – наскакивал Ник, сам, однако, начинавший смутно о чем-то догадываться.
– А это значит то, – веско произнес Мишка, – что нам вешают лапшу на уши! Никакой эпидемии, скорее всего, нет. Да и вообще, что-то я в последнее время перестал чувствовать, что я больной. Это мне Страхов там, – Мишка показал вверх, – внушил, что я больной. Сюда привез. И будто бы лечит. А как лечит? Чем лечит? Стабилизатором? Я от него только два дня спать хочу, а потом – ничего особенного. Я это к чему? Пора нам отсюда убираться. Родственники беспокоятся, об этом тоже надо подумать. И вообще, зачем нас разделили на страбытов и страбынетов?
– Чтобы мы враждовали и не думали, как выбраться! – догадался Федька.
– Вот именно. Дочку профессора искать еще заставили, скелет подбросили… Может, никакой дочки и нет?
– Есть! – уверенно сказал Ник. Он видел, как власть сама собой переходит обратно к Мишке, бывшему командиру, и не хотел этого допустить. Поэтому решил побить его информацией, которая известна только Нику. Правда, в виде версии, но – тем не менее.
– Есть! – повторил он. – Просто, по некоторым данным, она скрывается или среди страбынетов, или среди нас.
– Ничего себе! Ты меня, что ли, имеешь в виду? – рассмеялась Машка.
Но все, ошарашенные словами Ника, смотрели на нее и не смеялись.
– Ну вас! – рассердилась Машка. – Совсем чокнулись?
– Чокнулись или нет, а расклад такой, – солидно сказал Лешка. – Разборку на ноль, забиваем стрелу, устраиваем сходняк и перетираем тему.
– Переведи, – попросил Никитка.
Мишка, знавший жаргон, перевел за Лешку:
– Он имеет в виду: хватит воевать, надо собраться и все вместе обсудить. Главное – как отсюда выбраться.
– И разоблачить дочку профессора, а то она нас продаст! – добавил девчонкофоб Женька.
Страбынеты, затаившиеся возле окон, держа наготове палки и обломки досок, увидели Петьку, который шел к дому и размахивал курткой, повешенной на шест.
– Чего это он? И почему он там? – удивился Димка.
– Я его, кстати, давно не видел, – сказал Васька.
– Наверно, он выходил, а они его в плен взяли. И теперь отпустили, – предположила Танька.
– Это нам перемирие предлагают, – объяснил Эдька. – Просто у них белой тряпки не нашлось. А Петьку пустили – чтобы мы его не трогали. В чем дело? – спросил он Петьку.
– Хотят поговорить! – ответил Петька.
– Ну, пусть идут сюда!
– Они в дом боятся. Они предлагают тут, во дворе. Чтобы видно было, что ни у кого нет камней и палок.
Страбынеты переглянулись. Предложение им понравилось, учитывая, что бросаться камнями и пихаться палками надоело, победителей все равно нет, а время, между прочим, близится к обеду. То есть перемирию – самое время.
– Ладно, – сказал Эдька.
– Они согласны! – закричал Петька, оборачиваясь.
Страбыты медленно вышли из беседки.
А страбынеты медленно вышли из дома.
Не спеша, по одному шагу, поглядывая друг на друга, они сошлись на поляне перед домом, уселись в круг на траву. Шустрик неудачно сел на камень, схватил его и, увидев, что все на него уставились, торопливо кинул камень в сторону, говоря:
– Камней тут – девать некуда.
Следуя его примеру, все, отыскав камни в своих окрестностях, бросили их как можно дальше в сторону.
– Ну, о чем будем говорить? – спросил Эдька.
– Разобраться надо, – сказал Мишка.
И изложил свою версию насчет того, что никакой заразы нет. Страбынеты внимательно выслушали. Версия им понравилась уже потому, что Мишка вывел ее в том числе из их необыкновенной храбрости, которую они не должны были бы проявить, если действительно заразились страхом.
– Ну, разве что один у вас заразился, – указал Мишка на Петьку. – Он нам от страха ворота открыл.
– Предатель! – тут же обвинил Шустрик.
– Я не предатель, я действительно испугался! – оправдывался Петька. – Я думал, раз я зараженный, то все правильно, я должен бояться. А если бы я знал, что я не должен бояться, я бы не испугался!
– Да, Петька, ты не зараженный. Ты просто по природе трус! – констатировала Анька.
Петька тут же обиделся:
– А вы не трусы? Забыли, с чем сюда попали? У каждого фобия какая-нибудь!
– То-то и оно! – сказал Мишка. – Что-то я начал сомневаться вообще в этих фобиях. Вот вы, Вик и Ник, вы сюда попали сами, вас не привезли. Как мы вам со стороны кажемся – больные мы или нет?
Вик, сразу зауважавший Мишку за разумные речи и увидевший в нем сходство с собой, рассудительно ответил:
– Конечно, стопроцентно здоровых людей нет. Но сказать, чтобы вы были такие уж больные… Да у нас таких больных вся школа!
– Вот именно! – подтвердил Ник.
– У вас просто какие-то отклонения, – сказал Вик. – А Страхов, может, для того вас сюда и забрал, чтобы отклонения стали больше.
– Зачем? – спросили сразу несколько страбытов и страбынетов.
– Мне Бешеный Генерал сказал зачем, – ответил Ник. – Он хочет с помощью профессора заразить большинство людей трусостью, а некоторых смелостью. Чтобы они управляли.
– Диктатура это называется! – солидно высказался Эдька.
– Но у них не получилось, что ли? – спросил Никитка. – Если с нами ничего не вышло? Или зараза слабая оказалась?
Ему не ответили: ответа никто не знал.
– И что будем делать? – спросила Танька.
Страбынеты посмотрели на нее как-то странно. И на Аньку. И на Машку.
– Чего это вы уставились? – усмехнулась Анька.
– А того, – многозначительно сказал Мишка. – Есть предположение, что одна из вас – дочка Страхова. И все, что мы тут сейчас скажем, будет профессору известно.
– Девочки, они сошли с ума! – закричала Машка. – Будет профессор свою дочь посылать к кому попало!
– Ага. Значит, мы – кто попало? – тут же спросил Петька. – Это интересное мнение! Дочка Страхова так бы и сказала!
Машка вскочила:
– Вы так? Да я тогда уйду от вас на фиг!
– Нет, – сказал Эдька. – Извини, девочка, но ты никуда не уйдешь. И вы не уйдете, – обратился он к Таньке и Аньке. – Предлагаю следующее: либо одна из наших дам сознается, что она дочь Страхова, либо мы их всех трех берем в плен. Прячем, а сами идем к профессору и требуем, чтобы он нас отпустил.