Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я согласен,– после минутного раздумья произнес Андрей Александрович.
– А он – лапочка! – сказала Елена Стежню.
– Не надо меня провоцировать,– сухо уронил Ласковин.– Может выйти больно.
Но Стежень уже видел: ученик Зимородинского не сделает Ленке ничего дурного. Хотя – может. Что-то такое у парня было наверчено в прошлом. Или – джентльмен?
Поддавшись совершенно мальчишескому позыву, Глеб взмахнул рукой и «метнул» невидимый камень в солнечное сплетение Ласковина.
Ф-ф-ф… Камень «рассыпался», не долетев до цели.
Андрей Александрович удивленно поглядел на Стежня. Глеб усмехнулся. Ласковин ответил коротким кивком.
– Кирилл,– обратился он к хозяину.– У меня в машине ждет человек. Я хотел бы, чтобы вы его выслушали.
– Добро,– кивнул Игоев.– Сейчас его пригласят.
Владимир Константинович Фрупов сразу почуял недоброе. Все вроде бы было на месте. И кадет-дежурный, козырнув, поприветствовал по форме, и народ по кабинетам, слышно, работал. И все-таки…
Если бы он, Фрупов, не умел чуять нехорошее, давно гнил бы в могиле. Если удосужились бы похоронить. Он, Фрупов, битый волчара. Он помнил, что, если травка зеленеет и солнышко блестит, еще не факт, что в зеленой травке на знакомой тропинке за знакомым бугорком не выцеливает его, Фрупова, тихий, как украинская ночь, снайперок.
Тут, конечно, не было травки и тропки. И коридором этим Владимир Константинович хаживал не первый год… Ах ты!..
В конце коридора, аккурат перед фруповским кабинетом, стоял Кимыч. А с Кимычем – незнакомый мужик спортивного телосложения. И, как видно опытному глазу, главный в этой парочке был как раз не Кимыч.
Всех деятелей партии «Национальное движение» Владимир Константинович знал в лицо. И толстосумов, и болтунов, и прочих. И знал: как бы кто из этих прочих ни пушил хвост, а место свое знал. И полновластным хозяином в «исполнительном отделе» никто из них себя не чувствовал. Тем более с Кимычем, в котором гонору – на троих хватит.
– Володя! – слишком оживленно гаркнул Кимыч.– Давай, знакомься, генерал Ликанов!
«Хрен ты верблюжий, а не генерал!» – подумал Фрупов.
Руки он не протянул. И самозванный генерал – тоже.
– Вот! – все так же оживленно продолжал Кимыч.– Прислали, понимаешь, из белокаменной…
Тут Владимир Константинович и вовсе встревожился. Потому что раньше из столицы приходили только деньги. И так было удобнее для всех. И так должно было быть…
Фрупов не поверил ни единому слову. Поначалу подумал: кто-то толкнул на него дезу, и теперь братья по оружию… Почти сразу сообразил: этого не может быть! Это в нем типичный профессионал говорит, а ситуация совсем не выглядит типичной…
Владимир перевел взгляд с непривычно возбужденного лица Кимыча на спокойное лицо «московского гостя», встретился с ним глазами и…
Когда-то Фрупова контузило. Чиркануло пулей по черепу. Ничего особого, кость на месте, только кусочек скальпа улетел, но ощущение было острое. Сейчас ощущение тоже было острым. Как ломом по голове. В ушах звон, в глазах багрянец, колени – желе. Упал бы, да генерал-самозванец помог, поддержал.
А потом Фрупова словно завернуло в белую вату. И не больно, и не страшно… никак. Притом что Владимир точно знал: никто и пальцем его не тронул.
Вата ватой, а мозги работали хорошо. И в мозгах сразу всплыло: «психотропное оружие…» Почему? Вроде читал в американском журнале пару дней назад. Выходит – не херня? Преуспели условные противники…
Вата истончилась немного.
– Вот и славно… Вот и славно… – донесся жизнерадостный голосок Кимыча.
Пелена спала. Мутными еще глазами Фрупов уставился на «генерала»… и обнаружил, что тот в ярости! Рожа перекосилась, глаза налились кровью…
– Не смей! – злобно прохрипел самозванный генерал.
…И вдруг Фрупов увидел: из генераловой шевелюры торчат рожки. Аккуратные такие, черные, остренькие, блестящие, словно покрытые лаком. А глаза у генерала – и не глаза вовсе, а сплошной жгучий огонь.
Тут Владимира объял такой невыразимый ужас, что он взвыл в голос. И рванулся изо всех своих немалых сил, выкрутился из цепких пальцев и…
Пришел в себя аж на Обводном канале. Потный, задыхающийся, с безумным взглядом, Владимир Константинович Фрупов чесал во весь дух по набережной, а прохожие так и шарахались в стороны.
Пришел в себя и остановился. Огляделся. Погони не замечалось. Недавнее прошлое помнилось смутно.
Фрупов прикинул, какой кусок отмахал на автопилоте, и даже удивился. Вынув платок, Владимир Константинович вытер мокрое лицо и, свернув направо, по Подъездному переулку двинулся к вокзалу.
Витебский вокзал – место не столь бойкое, как, например, Московский или Финбан. Но чтобы подумать и оглядеться – вполне подходящее. А подумать требовалось. Происшедшее не укладывалось ни в какие логические рамки. Фрупов знал: никаких психотропных штучек на нем не испробовали. На этот счет у Владимира Константиновича имелся достаточный опыт. А в штучки психиатрические как-то не очень верилось. Он ведь не какой-нибудь нервнобольной придурок, а спец. Профессионал. С другой стороны, профессионал обязан допустить и появление гипнотизера невероятной мощи… Рожки эти мерзкие так и торчат перед глазами. Остренькие, блестящие… Скрытые символы подсознания, надо полагать… Ах ты…
Фрупов выругался, шепотом, но смачно. Дело не в рожках. Дело в той боевой машине, какую они сварганили за эти три года. Владимир отлично представлял возможности «исполнительного» отдела партии. Он знал каждого: от матерых Мишкиных «волкодавов» до свеженьких небитых кадетов. Плюс связи во властных структурах. Плюс контакты и сочувствующие в «законных» ведомствах. А вот ему, Фрупову, опереться практически не на кого. Все его реальные связи наверняка засвечены. Оно, конечно, проще жить нелегалом у себя дома, чем в чужинской стране, но в чужих краях у него была конкретная поддержка. И конкретная задача… Рожки эти омерзительные… Рожки…
Фрупов оживился. А ведь это мысль! И совсем недурная мысль!
Владимир Константинович спустился вниз, вышел из здания вокзала, привычно проверился… Чисто. Напротив трамвайной остановки торчали грибочки телефонных автоматов. Фрупов выбрал крайний. Набрав номер (никаких записных книжек, все – в голове), загадал: если дома, значит, интуиция не подвела.
– Да,– произнес мужской голос.
– Доброе утро, Инквизитор,– сказал Владимир Константинович.– Есть дело. Поговорим?
Ответ последовал не сразу, собеседник думал. Но думал недолго.
– Когда и где?
– Я у Витебского вокзала. Буду прогуливаться по нечетной стороне Казачьего переулка.
– Годится,– последовал ответ.
– Я…
– Не беспокойся.– Собеседник хмыкнул.– Я тебя узнаю. Жди. Буду минут через двадцать.