Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кивнул понимающе: смерть махнула крылом над всей школой, дав понять и учителям, и родителям, и школьникам всю бренность и бессмысленную жестокость бытия. Тяжелый бесполезный урок жизни. Двойной.
– И я с тех пор…
Она вдруг замолчала, так и не сказав, что же она с тех пор. Долго молчала. Молчал и я. А потом вдруг спросила:
– Вы в бога верите?
Почему-то мне показалось, что сказать «нет» в этой ситуации было бы как-то жестоко, словно отнять у нее последнюю игрушку, если она вдруг нашла утешение в вере. И я соврал:
– Ну-у… Я, скорее, агностик. Не исключаю такой возможности.
– А на хер он тогда нужен? – вдруг жестко и будто не своим, злым голосом спросила она, и в этот миг черты ее лица гневно изменились, она на секунду напомнила мне какую-то хищную злую птицу. Но затем лицо снова покорно обмякло. И она даже попыталась улыбнуться, чтобы таким образом словно сгладить эту вспышку своей некрасивости.
– А вы женаты, Александр?
– Женат. Ее зовут Лена. – Я посмотрел на уже давно остывшую кружку с чаем, к которой за время ее долгого рассказа так и не посмел прикоснуться. А теперь чего уж… Менять надо.
– Где вы познакомились? – спросила она, и как-то странно покивала головой, словно приглашая меня войти, только не в дом, а в прошлое.
– Познакомились… Ну, познакомились мы в гостях. Как потом выяснилось, мои друзья специально нас свели, потому что все вокруг меня давно уже были женаты. Как это называется… сватовство? Они полагали, что если они тянут семейный воз, а я хожу свободным, то это несправедливо…
Говоря это, я вдруг подумал: а стоит ли мне ерничать и хохмить на тему того, будто семья – это воз, учитывая, что этого «воза» жизнь ее лишила с такой непринужденной жестокостью, что мое эстрадное ерничанье могло Светлану задеть, поскольку слишком уж контрастировало с ее историей, только что мне поведанной. Она бы за этот воз, наверное, полжизни отдала. Да не наверное, а точно!
Но Светлана не заморачивалась такими сопоставлениями, относя мои слова про «воз» и тяжесть семейной жизни к тому разряду, к которому они и относились, – разряду дежурных шуток нашей жизни, к коим не нужно серьезно относиться и даже замечать. Ну, сказал и сказал, пошутил и ладно. Она отметала шелуху и просто слушала, внимая истории чужих отношений, раз уж нет своих.
– В общем, устроили друзья нам эти смотрины, о которых мы не знали, что это смотрины. А потом сильно радовались, когда история закончилась свадьбой.
Светлана молчала, не задавая мне наводящих вопросов, видимо, боясь перебить мысль. Которой у меня не было. И значит, мне самому надо было теперь задавать себе вопросы, чтобы продолжить рассказ.
– И в общем, мы начали встречаться… – Господи, что же ей еще рассказать-то? – Поехали через полгода на море. А потом просто вкатились в женитьбу. Потому что оба не слишком уже молодые были по тем временам. Ну, она-то помоложе, конечно, но мне уже почти тридцатник накатывал. Это сейчас как-то долго не женятся, замуж не выходят. А в наше время…
Сказав «наше время» я вдруг почувствовал себя каким-то жутким стариком, и мне в этот момент еще больше захотелось к Лене.
– А в наше время, – повторил я, – все как-то быстро выскакивали. Девушка в 26–28 считалась уже старой девой.
– Ну, да, – кивнула Светлана. – Но вы ее хоть любили?
– А почему вы не спрашиваете, любила ли она меня?
– Потому что она вас любила, – уверенно сказала Светлана. – Вас не за что не любить.
И в этой ее последней фразе прозвучала настолько точно очерченная женская суть, что я чуть не прослезился от жалости. Но придавил эмоцию и просто вздохнул.
– Да. Она меня любит, конечно.
– А вы? – с мягкой настойчивостью повторила Светлана.
– И я, – почти не соврал я.
Может быть, с ее чисто женской интуицией она и заметила бы эту мою полуложь, но с ее опять-таки чисто женской верой в любовь и лучшее, она предпочла поверить. Да я и сам себе уже верил со вчерашнего утра.
– А дети? Дети у вас есть?
Про детей мне говорить не хотелось. Но и подвесить вопрос в пустоте я не мог после ее откровений. Решил сразу закрыть его и ответить на менее трудный:
– Нет. Детей нет… А что касается любви, то… С женщинами в этом смысле легко – они просто влюбляются в мужчину и все. И любят на автомате. Вот как детей своих. Они это умеют биологически. А вот мужчины… не знаю, может быть, не все мужчины, а только я такой, но я с первого взгляда не влюбляюсь. Не умею. Мне надо вработаться.
Я посмотрел на Светлану – как она воспринимает мои построения? Она молча слушала.
– У меня на первом месте голова. – Я вспомнил про Инну и поправился. – Правда, не всегда… Но скажем так – я полюбил свою жену уже в процессе жизни. И чем дольше мы жили, тем больше ее любил.
– А я думала, так только у женщин бывает. Это женский тип любви. Вернее, похож чем-то на женский. Нам ведь, женщинам, сложнее. Самка может выбирать себе партнера только из тех самцов, что выбрали ее! Узок круг! Потому любовь у женщины легче включается. Ей просто деваться некуда. А у вас выбор шире. Вы мужики…
Я внутренне порадовался переводу темы в ее любимую биологическую сторону, потому что это было равносильно смене темы. От не очень простой для меня к абстрактно-научной.
– Нам тоже нелегко, Света, мужикам-то! Самка может запросто меня отшить, потому что я ей не понравился! Алкоголик. На рожу кривой…
– Ой, – Светлана очень по-женски махнула рукой. – Рожа здесь вообще не главное. Был бы человек хороший, умный и добрый. А с лица воду не пить.
– Так я про то и говорю! Вам – не пить, вы любую квазимоду полюбите! А нам – пить! Потому что мы ищем красоту, а вы защиту. И вы выбираете из тех, кто выбрал вас, а мы – из тех, кто нас не отшил.
– Ну, и у кого выбор больше?
Я задумался. И признал ее правоту:
– У мужиков! У нас выбор – почти из всего женского поголовья! Точнее, из тех, кого мы чисто технически успеем встретить за жизнь. Это очень много! Потом это великое множество, конечно,