– Хм… – я вдруг опешил, потому что с этой стороны никогда на проблему не смотрел. – Ну… согласен. Однако последнее время я не давал повода…

– А до этого давал! – Лену поддержал комсорг. – Сколько раз ты обещал что-то и не делал? Сколько раз тебя на поруки брали, и ты всех подводил? Тут только за последний год можно насчитать…

– Ладно, ладно, я понял! – поднял я руки, сдаваясь. – Но сейчас реально все поменялось. И это не мои голословные утверждения, вон та же Сикорская в курсе, что я на контроле. Да и по поведению и разговору видно, что я изменился. Не так, что ли?

– Не все готовы сразу в это поверить, – пожал плечами Еремин. – Я тоже тебе не слишком доверяю, но готов дать шанс. А Маша нет. Она неправа в том, в какой форме это показала. И не надо зыркать на меня, я тебя просил выйти со мной и поговорить наедине. Ты сама отказалась, еще и обвинила в протекционизме и карьеризме. Это было обидно, знаешь ли.

– Ты это заслужил! – Маша была неумолима, но ее сразу перебила Зосимова:

– Маша, в тебе сейчас говорит обида. – Мелкая Лена выглядела рядом с тхэквондисткой как ребенок, но почему-то Полякова послушно умолкла, стоило ей заговорить. – И сама будешь жалеть, если вы сейчас с Ромой поругаетесь. Вам действительно стоит поговорить наедине и решить все вопросы. И с Семеном тоже. Вы своей ссорой вредите всему классу. У нас у всех из-за этого могут быть проблемы.

– Пусть попробует, – воинственно обожгла меня взглядом Машка. – Я быстро из него дурь выбью.

– Не уверена, что у тебя получится, – подала голос Сикорская. – Но я тоже не поняла, что за проблемы у всех нас могут быть.

– Если будут драки, то влетит не только их участникам, но и нам с Оксаной, как старосте и комсоргу, – мрачно объяснил Еремин, – за то, что не уследили за обстановкой в классе, довели до такого. Ну а дальше можно представить, что в личном деле напишут. С такой характеристикой даже дворником не возьмут.

– Понятно… – Вслух комсорг не мог сказать о том, что ее-то побоятся трогать, но София все поняла и так. – Согласна, это было бы неприятно.

– В конце концов, мы же все советские люди, а не капиталисты какие, – Роман грамотно перехватил инициативу, как и положено умному комсоргу. – Что, мы между собой договориться не сумеем? Предлагаю дать Семену испытательный срок. Если до конца года он не вернется к прежнему образу жизни, то мы забудем о его прошлом поведении и начнем все с чистого листа. Кто за?

Нас слушал весь класс, и, естественно, все подняли руки, кроме пары человек. Но и те сдались под пристальным взглядом Еремина, хотя было понятно, что ничего заново они начинать не собираются. Я ждал демарша Сикорской, потому как она единственная, кто в принципе не боялся никаких доносов или плохой характеристики, но София проголосовала одной из первых. И единственной, кто демонстративно скрестил руки на груди, оказалась Полякова, с вызовом уставившись на своего парня. Было понятно, что идти на компромисс она не собирается. Но и на нее нашлась управа.

– Маш, – Зосимова скорчила такую жалостливую рожицу, что даже камень не выдержал бы, – Машунь. Пожалуйста. Ради меня.

– А!!! Черт с ним! – сдалась тхэквондистка. – Но жаловаться потом ко мне не приходи!

– Манюнь, ты лучшая! – с визгом повисла у нее на шее Лена. – Спасибо, спасибо!!!

– Ты, мелкая, блин, даешь… – Честно говоря, я реально был в шоке от выступления Зосимовой. – Вот от кого не ожидал, так это от тебя. На, держи!

– Я-я-а не поэтому… – Лена в шоке уставилась на шлепнувшуюся перед ней на парту тетрадку, борясь с желанием схватить ее и гордостью. – Я просто…

– Вот именно потому, что не поэтому, и бери, – отмахнулся я. – Если бы поэтому, тогда в принципе бы не отдал. Не люблю хитрожопых. А ты меня сегодня прям поразила. Так что забирай. И да, за прошлое извини еще раз. Дурак был. Не захочешь общаться дальше – пойму. Ну а если все-таки захочешь – подходи, попробую тебе мелодии накидать, как я себе их представляю. Талант у тебя есть, ты и сама справишься, но все же хотелось, чтобы песни звучали.

Глава 24

Я с грустью взглянул на суровую комиссию, что должна была, так сказать, дать мне путевку в жизнь, и с трудом подавил тяжелый вздох. Хоть после утренней ссоры мы вроде как помирились с Романом, и я даже прочитал выданные мне брошюры, все равно сейчас идея с комсомолом казалась мне авантюрой. Может быть, потому что я не понимал, на кой хрен мне вообще это надо.

Понятно, что членство в ВЛКСМ откроет те двери, что раньше были закрыты, и подмажет там, куда я мог пролезть, но с трудом. Партия не пускала посторонних к рулю, и, если ты хотел хоть чего-то добиться в политике или на государственном уровне, обязательно требовалось в ней состоять. А вот если ты во власть не рвался, как я, например, то тут уже были варианты.

С другой стороны, для моих контактов с конторой глубокого бурения комсомол был необходим. Хотя бы для того, чтобы продемонстрировать лояльность. Да, уверен, что, когда чекисты оценят дроны и прочее, они и так будут со мной работать, но делать это можно очень по-разному. Пожать руку, сказать «молодец» и забрать себе все разработки или поддержать начинающего предпринимателя, а то и просто войти в долю. Хотя и тут были варианты.

Короче, я, как мог, успокаивал себя и уговаривал поучаствовать в этом фарсе. Да, я искренне считал это спектаклем, где у каждого своя роль. Может быть, потому что помнил рассказы матери о том, во что превратился комсомол и партия в последние годы Союза в том мире. Профанация чистой воды, видимость деятельности, пустые лозунги, на которые всем плевать. Не зря же про это ходило столько анекдотов. Чем больше выпьет комсомолец, тем меньше выпьет хулиган. Столько лет прошло, а до сих пор помню.

И при этом я признавал, что здесь тот же комсомол еще не утратил своих главных функций – направлять и воспитывать. Может, как раз потому, что правительство декларировало меньше говорить и больше делать. Орать дурниной лозунги много ума не надо, работать гораздо сложнее. Так что еще при Сталине, крайне не любившем бесполезные, но помпезные мероприятия, были выработаны нормы и принципы деятельности комсомольских организаций, направленные на конкретные результаты в спорте