Впрочем, в этом аду обнаружился свой ангел…

Даже премудрая госпожа де Кавуа с ее знанием жизни ижитейской расчетливостью, как оказалось, попала впросак! Кастелянша изгардероба королевы, супруга г-на Бонасье, оказалась не набожной сухопаройстарухой, а очаровательной молодой женщиной по имени Констанция, способнойвскружить голову молодому дворянину отнюдь не в силу нехватки в этих местахдругих красоток. Она была прекрасна со всех точек зрения, и пылкое сердцед’Артаньяна, как легко догадаться, снова колотилось учащенно, а его фантазияпредставляла собой подобие лесного пожара. Госпожа де Кавуа, не подозревая отом, бросила щуку в реку. Особенно если учесть, что супруг молодой красавицы,г-н Бонасье, был скучнейшим пожилым субъектом, даже не галантерейщиком, абывшим галантерейщиком, удалившимся на покой и жившим на проценты с удачновложенного капитальца. Увидев впервые красотку Констанцию рядом с этой желчнойобразиной, д’Артаньян моментально вспомнил старую гасконскую сказку о красавицеи чудовище, слышанную от кормилицы…

К его великому сожалению, каких бы то ни было шагов – накоторые он все же готов был решиться, используя казуистически тот факт, чтогоспожа де Кавуа вовсе не запрещала ему ухаживать за кастеляншей, –предпринять никак не удавалось по не зависящим от него причинам. Очаровательнаяхозяйка дома за эту неделю появлялась всего дважды, а дома ночевала лишьединожды. Г-н Бонасье с нескрываемой гордостью сообщил как бы между деломд’Артаньяну, что его супруга всецело поглощена своими обязанностями в Лувре, иего, означенного г-на Бонасье, это, с одной стороны, несколько огорчает, ибо оннеделями не видит законной супруги, с другой же стороны несказанно радует,поскольку такое рвение на службе королеве обязательно будет должным образомоценено и повлечет за собой несомненные выгоды…

Д’Артаньян, в соответствии с уже привитыми ему Парижемциническими взглядами на жизнь вообще и на молодых женушек пожилых буржуа вособенности, начал крепко подозревать, что постоянные отлучки прекраснойКонстанции вызваны, быть может, не рвением на королевской службе, а рвениеминого рода, проявляемым на крахмальных голландских простынях в обществекакого-нибудь придворного хлыща. Его христианнейшее величество, как известно,являл собою поистине недосягаемый образец добродетели, но его окружениеследовало сему образцу лишь на словах, и гасконец достаточно наслушался оцаривших в Лувре нравах. К тому же его величество так и не вернулся еще изКомпьена, где изволил вторую неделю валяться в постели, мучимый воображаемымихворями, что, несомненно, еще более раскрепостило дворцовые забавы. С нешуточнойревностью – на которую он, собственно, не имел никаких прав, но это не делалоее менее пылкой – д’Артаньян напоминал себе, что благородные луврские повесывряд ли обошли своим вниманием очаровательную мадам Констанцию (по его скупымнаблюдениям, отнюдь не выглядевшую монашкой).

Этими своими мыслями он, разумеется, не стал делиться с г-мБонасье – во-первых, не стоит беседовать с пожилыми мужьями ветреных красоток отаких вещах, во-вторых, г-н Бонасье и без того производил на д’Артаньянавпечатление совершенно затурканного человечка, терзаемого страхами перед всемна свете. В минуты веселого настроения (увы, посещавшие его на улицеМогильщиков крайне редко) д’Артаньян готов был даже допустить, что г-н Бонасьеимеет за спиной какую-то грандиозную и жуткую тайну – ну, например, однажды он,застигнув женушку с любовником, сгоряча убил последнего и закопал тело вподвале…

Это был, разумеется, сущий вздор – г-н Бонасье выгляделтрусом, не способным убить и полевую мышь, но порой его бегающие глазки, удрученныйвид и вздрагивание при каждом громком звуке и впрямь заставляли гасконцаверить, что дело тут нечисто…

Он с тяжким вздохом отвернулся было от окна, собираясьосилить еще десяток страниц "Декамерона"…

И застыл в неудобной позе.

Прекрасная карета нюрнбергской работы, запряженная двумясильными нормандскими лошадьми, показалась на улице Могильщиков и, проехавнемного, остановилась как раз напротив ворот домовладения г-на Бонасье,напротив подпиравшего воротный столб Планше, – а тот, узрев хотя бы подобиеразвлечения, уставился во все глаза на столь знакомый д’Артаньяну экипаж.

Действительно, это была та самая карета, запомнившаяся послесобытий в Менге… Более того, в глубине кареты своим орлиным взором д’Артаньян сколотящимся сердцем тотчас заметил ту самую прелестную и загадочную особу, неизвестную по имени герцогиню, красавицу лет двадцати пяти, с вьющимися чернымиволосами и глубокими карими глазами. На сей раз она была в палевом платье,щедро украшенном кружевами, в сиянии самоцветов.

Д’Артаньян замер у подоконника, не в силах шелохнуться.Владевшие им чувства были самыми противоречивыми и трудно поддававшимисяопределению, совсем недавнее прошлое ожило, вновь грозя захватить в потоксобытий… или нет?

Он видел, как с подножки кареты соскочила горничная, где онасидела по обычаю того времени, смазливая девушка лет двадцати, живая ипроворная, с большим пакетом в руке. Она прямиком подбежала к оторопевшемуПланше и спросила бойким, мелодичным голоском:

– Вы здесь служите? В этот доме?

– Д-да… – ответил чуточку растерявшийся малый.

– Вашему господину, – с озорной улыбкой произнеслагорничная, сунула Планше в руку пакет и вприпрыжку вернулась на ступеньку.Кучер моментально хлопнул вожжами, прикрикнул на лошадей, и карета унеслась вомгновение ока, словно запряженные в нее кони были крылатыми… как их там? Ага,Фугасами!

Только теперь д’Артаньян очнулся от оцепенения и,перевесившись через подоконник, позвал:

– Планше!

Слуга быстренько поднялся в комнату, протягивая емупакет, – не скрепленный сургучной печатью, а попросту заклеенный:

– Это вам, сударь!

– Мне? Ты уверен?

– Сударь, эта девчонка – до чего хорошарезвушка! – ясно сказала: "Вашему господину". А другогогосподина, кроме вас, у меня нет и, дай-то бог, не будет…

Признав эти доводы совершенно неопровержимыми, д’Артаньян,не отсылая Планше, потянулся было разорвать пакет…

И остановился. Синими чернилами, четким, разборчивым,прямо-таки писарским почерком на нем было написано: "Жаку-Мишелю Бонасьедля передачи известному лицу".

В первую голову д’Артаньян ощутил нешуточное разочарование –оказывается, произошла всего-навсего ошибка… Но тут же его мысли приняли иноенаправление. Даже менее проницательный человек, чем наш гасконец, сразудогадался бы, что столкнулся с какой-то крайне любопытной тайной. В самом деле,что могло быть общего меж некоей герцогиней, определенно замешанной в какие-тосерьезные дворцовые интриги (как о том неопровержимо свидетельствовалопроисшедшее в Менге), и скучнейшим, убогим во всех отношениях галантерейщикомна покое? Вряд ли сыщется что-то более несовместимое, чем эти два человека –прекрасная герцогиня и пожилой рантье. И тем не менее…