— Все равно в ту ночь вы были очень жестоки. Говорили ужасные вещи.

— А как я должен был себя чувствовать? — улыбнулся Рэй. — Девушка, которой я восхищался, растоптала мое достоинство. — Он пожал плечами и поднял бокал. — Не будем вспоминать. Чего мы добьемся, если станем ссориться здесь?

— Рэй! — начала Каролина, подавшись к нему, и от его взгляда не укрылась прелесть девичьей груди под тонким платьем. — Вы же барбадосский плантатор и должны знать капитанов, плавающих между Барбадосом и Тортугой. Какие-нибудь торговые суда? Не могли бы вы найти для меня одно место на корабле? Вам же позволяют ходить в гавань.

— Вы хотите в Виргинию? — спросил Рэй. — Это можно устроить.

— Только не в Виргинию! Именно оттуда я и бегу. Так вы беретесь исполнить мою просьбу?

— Значит, вы по-прежнему стремитесь в Англию?

— Да! Ну как? Вы поможете мне? О, я обещаю заплатить выкуп, как только прибуду в Англию.

— Точнее, заплатит лорд Томас?

— Да… то есть нет. Заплатят его родственники, когда я скажу им, что Томас находится в испанской тюрьме и нужно его освободить. Это лучше, чем писать им письмо.

Рэй внимательно изучал собеседницу.

— На Тортугу в основном приходят каботажные суда из колоний, а не океанские корабли, — пробормотал он. — К тому же интересно узнать, как вы собираетесь выбраться отсюда?

— О, что-нибудь придумаю, — небрежно пожала плечами Каролина.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Рэй.

Девушка поняла, что он вспомнил о гостиничной крыше, и тут же рассказала ему о мучениях бедного Томаса, которого привязали к мачте да еще чуть не запороли до смерти.

— Десять плетей? — переспросил Рэй. — Ну, от этого не умирают. А его семье обо всем сообщит испанский посол. Вы же только напрасно взволнуете их, сказав, что Томас находится в тюрьме, а в какой именно, вам неизвестно.

Конечно, Рэя не интересует положение Томаса, и она попробовала зайти с другой стороны.

— Для меня здесь тоже небезопасно, — дрожащим голосом произнесла Каролина.

— Почему? — мигом насторожился Рэй.

— Ну… я ведь пленница в доме пирата…

— Буканьера.

— Человека, который настолько хорошо рассмотрел меня, что за одну-единственную встречу запомнил мой размер.

— Мало ли на свете мужчин, у которых мигом улучшается глазомер, едва они посмотрят на вас? — спросил Рэй, осушая бокал до дна.

— Но этот человек имеет власть надо мной.

— А вы способны покорить всемогущего капитана буканьеров, стоит вам только захотеть.

— Каким образом? Ведь он с нами даже не обедает.

— По-моему, вы только что упоминали о его горячем интересе к вашему телу, — засмеялся Рэй. — Впрочем, говорят, он скоро отправится в поход. Тогда вы немного успокоитесь.

— Да, я вздохну свободнее. Но кто останется вместо него?

Не выйдет ли еще хуже?

— Думаю, останется Ларс. Кажется, он второй помощник капитана.

— Может, стоит уговорить его?

— Возможно, — коротко ответил Рэй, нахмурился и долго молчал, вертя пустой бокал. — На вашем месте я не стал бы так уж опасаться Келлза. Если он до сих пор не причинил вам вреда, то скорее всего вы в безопасности.

Наверняка Келлз позволит донье Эрнанде навестить сына. Вы можете вызваться сопровождать ее. Хоть город посмотрите.

— Неужели капитану Сантосу не разрешат самому прийти к матери? Каково донье Эрнанде ходить по такому солнцепеку!

Рэй налил себе еще вина.

— Нет, — решительно произнес он, — капитана Сантоса не пустят сюда. Ни один испанец, кроме строителей, не переступал порога этого дома.

— Но донья Эрнанда тоже испанка, а с ней обращаются как с почетной гостьей!

— Келлз не воюет с женщинами. Однако Испания объявила войну лично Келлзу, и он не станет ублажать в своем доме злейших врагов.

— Значит, капитану Сантосу грозит опасность?

— Этого я не говорил, — ответил Рэй, допивая вино. — Келлз соблюдает законы цивилизованного мира. Он потребовал за капитана Сантоса выкуп, который вскоре будет уплачен, и тогда его отпустят. А до тех пор он останется под надежной охраной.

— А вдруг за него не смогут заплатить назначенную сумму? — воскликнула девушка.

— Значит, капитан Саптос, как и любой пленный испанский матрос, отработает установленные три-четыре года в счет выкупа. Он будет разгружать корабли в гавани или строить, если владеет каким-нибудь ремеслом. Мне говорили, что все это сделано руками пленных. Я вижу, вы хмуритесь. Но представьте себе, что капитан Сантос превратился в англичанина и попал в испанский плен. Даже если бы его по обычаю не вздернули на нок-рее, то заковали бы в кандалы и бросили в подземелье к крысам. Но и потом ему вряд ли удалось бы наскрести сумму для выкупа. Тогда беднягу скорее всего обвинили бы в ереси и сожгли на площади, как тысячи людей до него.

— Разве отсутствие денег — ересь?

— В Испании все возможно! Там даже ребенок, восставший против воли родителей, или жена, вздумавшая перечить мужу, запросто могут оказаться перед судом инквизиции. А мы все еретики в глазах Испании. — Каролина вздрогнула, и Рэй быстро прибавил:

— Я говорю об этом, чтобы вы поняли чувства буканьеров, многие из которых пострадали от рук испанцев. Тем не менее к донье Эрнанде здесь относятся с уважением.

Они еще немного побеседовали. Рэй мрачно лил, и обеспокоенная девушка сказала, что идет спать.

— Я провожу вас.

У двери спальни Каролина хотела попрощаться, но Рэй вдруг обнял ее за талию.

— Приятно снова увидеть вас, — пробормотал он.

Прикосновение его требовательных губ показалось девушке восхитительным. Музыку, звучавшую у нее в душе с того момента, как она увидела здесь Рэя, вдруг заглушило иное чувство. Она почти в беспамятстве лежала в этих крепких объятиях, замирая от счастья. А губы уже скользили по ее шее, сильная рука, ласкающая спину, поддерживала запрокинувшееся тело…

Все, что Рэй испытывал к ней в Эссексе, вылилось из глубин сердца с удвоенной силой. Мир вокруг них закружился…

Каролина опомнилась первой. Ведь этот человек сыграл с ней злую шутку. Он никогда не стоил ее любви и никогда не сумеет ее заслужить. Ей нужно спешить к Томасу, которому она отдала сердце и тело, прежде чем встретила Рэя. Неужели она готова предать возлюбленного? Бедный Томас, изнывающий в испанской темнице!

Каролина с такой силой отпихнула Рэя, что ударилась спиной о белую стену.

— Вы не смеете так со мной обращаться! Вам известно, что я принадлежу другому!