Она обернулась на шум пролетевшего самолета и ничего не увидела сквозь мутное, будто затянутое пленкой, окно – казалось, весь мир накрыло гигантской волной, он пошел ко дну вместе со всеми домами, холмами и деревьями, оставив после себя только звуки. У нее украли – без всякой надежды на возвращение – единственное, что ей хотелось увидеть и услышать, и она равнодушно принимала предложенный взамен суррогат: так раненому, уложенному на плащ-палатку, вкалывают наркотик, чтобы он не выдал группу криками, и в своих бредовых фантазиях он идет наравне с другими.

Жизнь продолжается. Грета зашла в кафе, значившееся в списке контактов под номером восемь, и стала ждать. Следом за ней в кафе вошел высокий седоволосый мужчина в видавшем виды твидовом пиджаке, – Грета видела этого человека впервые. Он занял столик у окна, взглянул на часы и выложил на стол большую красную зажигалку. Грета достала из сумочки помаду (тюбик черного цвета, согласно инструкции), покрутила ее в руках, словно раздумывая, и спрятала назад. Мужчина снова взглянул на часы. Одетая как домохозяйка из района для людей со средним достатком – туфли на низком каблуке, недорогой брючный костюм и легкий полупрозрачный плащ, – она подумала: «Неужели так до самой смерти?»

«А теперь – выпуск новостей», – мурлыкнуло из голокуба над баром существо неопределенного пола. Все затихли. Над баром образовалась темнота, расцвеченная синими вспышками. «Полиция замалчивает итоги громкой спецоперации на Пласа Трентану, якобы закончившейся смертью опасного преступника…»

– Удивительно – война на пороге, а они о каком-то вшивом убийце, – сказал кто-то у бара.

На него зашикали.

«Вот что говорит наш коллега – корреспондент Канала-40 Стив Геруа, ставший невольным участником вчерашних событий…»

Седоволосый поднялся и направился к выходу, бросив на нее внимательный взгляд. Но Грета едва обратила на него внимание: вся погрузилась в комментарии, в свет фар, заливший ночную площадь.

«…Однако из неофициальных источников стало известно, что преступнику удалось покинуть Пуданг…»

Сама того не замечая, Грета улыбалась. Жизнь продолжается, сказала она себе с совершенно иным смыслом. Мужчина в твидовом пиджаке перешел улицу, приостановился и поднял воротник. Она поспешно встала, подхватила плащ. Парень у стойки сетовал бармену: «Вот черт, а я-то поставил на этого лейтенанта…»

Лай сторожевых псов сопровождал их на протяжении всего пути. Улица, по которой они шли, была застроена рядами одноэтажных близнецов, окруженных живыми изгородями; казалось, даже цвет стен у домов был одним и тем же – серо-красным, под цвет кирпича, потемневшего от времени, очередная дешевая стилизация. Но безликий пейзаж не мог заслонить ее радости, она повторяла, словно молитву: жив, все-таки жив. Дом, к которому ее привели, ничем ни отличался от окружающих, разве что из-за живой изгороди не доносилось рычания доберманов. Седоволосый мужчина на секунду приостановился у калитки из железных прутьев, провел рукой по волосам и пошел дальше. Грета прикоснулась к пуговичке звонка и увидела, как ее провожатый перешел на другую сторону улицы и зашагал назад; поравнявшись с домом, он расстегнул свой нелепый пиджак. Должно быть, это был сигнал «все в порядке», потому что она услышала, как щелкнул язычок электрического замка. Калитка медленно распахнулась.

Белый мужчина привстал из кресла.

– Рад вас видеть, фройляйн Грета, – приветливо произнес он. Грета увидела широкую улыбку, белые, слегка неровные зубы, темные волосы, зачесанные назад по моде, наверное, десятилетней давности. – Вы можете говорить по-немецки – дом вполне надежен. Хотите чаю?

Она опустилась в кресло напротив. «Как странно, – подумала она, – что он зовет меня по имени». Уже давным-давно никто не называл ее так. Хенрик в минуты близости называл ее «крошка», а на службе она жила среди кличек и выдуманных фамилий. От этого, а также от звуков почти забытого родного языка, она сразу почувствовал себя как дома, хотя никогда прежде здесь не бывала – в этом небольшом домишке с входной дверью, стекло которой было усилено черной кованой решеткой. Почему-то ей вспомнился дедушка. Возможно, небольшой городок в Западном Нансе, куда она однажды приезжала на каникулы, сплошь состоял из таких вот одноэтажных домов, и стены их были сложены из настоящего кирпича.

– Благодарю, я только что выпила две чашки, – ответила она.

– Зовите меня Карлом.

Она оглядела комнату. На стене висел глянцевый, сомнительного качества портрет молодой чернокожей женщины с котенком в руках. Улыбка женщины казалась такой же неестественной, как и ослепительная белизна котенка в ее коричневых ладонях.

– В подобных местах, – сказал Карл, – я чувствую себя будто на вокзале.

Грета не любила предисловий. Чем скорее закончится это вступление, тем скорее она узнает новости о Хенрике, по которым изголодалась больше, чем по еде. Она не сомневалась, что речь пойдет о нем.

– Зачем меня вызвали?

Мужчина в кресле долго молчал, изучая ее взглядом. Под конец, протяжно вздохнув, произнес:

– Вы, должно быть, пережили очень тревожное время, фройляйн Грета. – Он протянул руку и дотронулся до ее локтя, словно был ее старым знакомым.

– Тревожное?

– Изо дня в день, ничего не зная…

– О чем это вы? Кто-то из моих родственников умер?

– Нет-нет, я имею в виду Хенрика. Хорька, – поспешно поправился он.

– Он еще не умер, – резко сказала она.

– Да-да, конечно. Мы все надеялись, что это вас не затронет.

– Как это может меня затронуть? Мы просто работали вместе. Иногда.

– Вы очень интересная женщина. К тому же вы молоды. Но у Хенрика, то есть у Хорька, такой цвет кожи, что все подозрения, связанные с вашей молодостью, отпадают сами собой. В особенности если принять во внимание вашу репутацию, ваше отношение к чистоте крови… Мы, конечно, знаем, – добавил он, – что по официальным каналам Хенрик с вами не связывался, но ведь есть множество способов дать о себе знать – через посредника, к примеру. Не можем же мы взять на прослушивание всех, с кем он работал, – такой интенсивный обмен может вызвать нежелательный интерес со стороны служб перехвата.

Теперь, когда предмет беседы был выложен на стол, Грете стало легче. Она сказала:

– Пожалуй, я все-таки выпью чашечку, – и, пока он возился с посудой, вслушивалась, надеясь уловить излучение сканера или записывающего устройства, понимая при этом: если они захотят, то сделают так, что чип ничего не обнаружит – они просто прикажут ему заткнуться на время, пока полиграф будет анализировать тембр ее голоса и интенсивность потоотделения. Если будет надо, то чип даже окажет им помощь – сам передаст регистратору все, что необходимо: сердечный ритм, силу напряжения мышц, температуру тела и что там еще полагается.

– Хенрик попал в странную ситуацию, фройляйн.

– Лучше уж зовите меня как положено. Спицей, к примеру. Мне так привычнее.