И все же не только это обстоятельство заставляло меня насиловать видеомагнитофон с одержимостью маньяка. Что-то тревожило, бередило мою душу – пока неосознанное, расплывчатое, а оттого неприятное, как пьяная шалава в постели. У меня уже начали летать перед глазами стеклянные мухи, а я все смотрел на бесконечные кадры, смотрел, смотрел…

И вдруг… моб твою ять! Трижды осел ты, Волкодав! Не заметить бурун от перископа подлодки примерно в миле от глиссера – это просто черт знает что.

Чья она и что делает в этих водах? Космос выделил нам только десять минут, и, к сожалению, для настоящего анализа времени было маловато, но даже ориентировочная прикидка курсов подводной лодки и глиссера позволяла сделать вывод – они совпадали. Случайность? Или идут в паре? Если так, то хуже быть просто не может. Я знал, что где-то поблизости барражирует и наша субмарина, но не начинать же третью мировую войну из-за этой дурацкой, по-моему, операции "Альянс"?

Оставалось последнее – красиво уйти в отрыв. Ночью ли, днем – не имело значения. У нашего противника ведь тоже имеются радары, а судя по подлодке (если, конечно, она задействована в погоне за нашей "Сидни"), не исключен и вариант с космическим обеспечением слежения.

Да, как говорится, ни хрена себе, сказал я себе, листья клена падают с ясеня. Кто же это так жаждет набросить на нас сеть?

"Ледяные драконы" Винграновского, пытавшиеся "разговорить" лимассольских топтунов, приехали с пустыми руками. И виноватыми рожами. Увы, и на старуху бывает проруха. Едва очухавшись, старший из "братков" сделал то, чего ну никак нельзя было ждать от наших мафиози: он преспокойно и с сознанием выполненного долга (интересно, перед кем?) раскусил ампулу с цианидом или какой-то другой смертельной гадостью. А второй знал о вдохновителях акции в Лимассоле примерно столько, сколько уборщица общественного туалета тетя Даша о сексуальных проблемах своих клиентов.

Мы вошли в воды Киклад, когда огненный шар уставшего за день солнца уже до половины окунулся в морскую пучину. Глиссер по-прежнему не отставал.

Я в Марселе. Ночь, половина второго. Старый, но еще достаточно надежный "пежо". В кабине, кроме меня, недовольно сопит не выспавшийся прошлой ночью Эрнесто. Где-то неподалеку здание Биржи, украшенное аллегорическими рельефами, изображающими мир торговли. Днем я прошелся по центру Марселя, чтобы немного отвлечься от мрачных мыслей, но, кроме красивой церкви, посвященной Деве Марии, и здания Биржи, мне ничего не запомнилось. Ко всему прочему, я не знал фран-цузского языка, а потому поневоле изображал глухонемого. В конце концов экспрессивные французы, бестолково, на мой взгляд, мечущиеся по улицам города, настолько мне надоели, что я забился в какую-то тихую таверну и просидел в ней до вечера, бездумно уставившись на крохотный голубой лоскут неба, заглядывающий в окно.

Настроение у меня было хуже не придумаешь. Иногда мне казалось, что я просто схожу с ума. А как иначе назвать тот шок, граничащий с полным ступором, который я испытал в аэропорту СанПаулу?

Мы улетали вчетвером: я и Эрнесто на одном авиалайнере, а Марио и Кестлер на другом, поднявшемся в воздух несколько раньше. Мы делали вид, что друг друга не знаем – в целях конспирации, – а потому шатались по зданию аэропорта в одиночку. Тут все и случилось.

Взгляд. Я ощутил его кожей. Это состояние мне было знакомо, но никогда прежде я не испытывал такого сильного внутреннего дискомфорта. Что-то вдруг обожгло затылок, и я почувствовал, как в голову хлынула волна запахов. Она закружила меня и понесла по залу ожидания. Я чуял буквально все: и перегар, исторгаемый главой большого семейства метрах в двадцати от меня – он безуспешно пытался потушить алкогольный пожар в желудке апельсиновым соком; и целую гамму запахов букета, который держал в руках молодой негр, – похоже, он кого-то провожал или встречал; и аромат дыни, разрезанной на дольки, – сидевшая в дальнем конце зала женщина в белом платье угощала детей; и вонь давно не мытых тел, витающая над пестрой группкой последователей какой-то неизвестной мне религии, – они играли на странного вида струнных инструментах и, тихо подпевая, дергались словно пьяные мартышки.

Запахи кожаной обуви, различных кремов и одеколонов, пластмассы, металла, оружейной смазки (в зале толклось около десятка полицейских) и даже женских месячных взорвали мое обоняние, и я начал чихать, будто вдохнул щепотку красного перца. Мне захотелось немедленно броситься бежать, мчаться, улепетывать отсюда подальше, на чистый воздух, в сельву, чтобы в речных водах смыть невидимую грязь, переполнившую меня изнутри.

В Гималаях, на свежем воздухе, и в особенности после многочасовых медитаций, я тоже мог различать большое количество запахов; но все же не столько и не с такой остротой восприятия. Что со мной случилось?

Взгляд. Все произошло после того, как кто-то на меня посмотрел. Нехорошо посмотрел, злобно, я это понял мгновенно. Сразу я не стал оборачиваться, решил, что это один из нашей компании. Но спустя несколько секунд я все же попытался вычислить того, кто буквально всверлился в мои мозги. И напрасно – в огромном здании аэропорта до меня никому не было никакого дела. Моих напарников тоже словно корова языком слизала. Превозмогая непреодолимое желание опорожнить желудок, я некоторое время ходил туда-сюда, стараясь понять, кто на меня так подействовал. Увы, все мои потуги закончились полным фиаско…

Я едва дождался начала посадки. Глотнув свежего воздуха, я почувствовал себя немного легче. Мое место было возле иллюминатора. Облегченно откинувшись на спинку сиденья, я машинально посмотрел на стекляшку посадочного терминала – и заледенел. Там, на втором этаже, откуда шла крытая галерея к трапу самолета, стояли провожающие. И среди них затесалась злобно скалящаяся маска демона!

Самолет уже потащили на взлетную полосу, а я все никак не мог оторвать взгляд от страшного видения, невесть каким образом явившегося из далекой сельвы. Я узнал эту маску – она принадлежала главному колдуну (или жрецу) племени Божественного Красного Ягуара.

Уже в воздухе, когда стюардесса начала раз-носить прохладительные напитки, я вдруг понял то, чего не сумел осознать в здании аэропорта: на целых двадцать минут я стал лесным зверем, попавшим в западню цивилизации. С невольным ужасом я вспоминал, как мне хотелось зарычать от ненависти на дурно пахнущих двуногих существ, окруживших меня со всех сторон, как неистово я рвался к выходу, и только до конца не истаявшее человеческое начало держало меня в рамках благоразумия… И еще – мне до зуда в конечностях хотелось встать на четвереньки. На четвереньки!!!

Наверное, я так изменился в лице, что улыбчивая стюардесса испуганно округлила глаза. Сжав волю в кулак, я успокоительно кивнул – мол, все о'кей, сейчас пройдет. Снова приклеив к миловидному личику дежурную улыбку, она потащила свою тележку дальше, время от времени с подозрением посматривая в мою сторону.

Да, брат, хреновы твои дела… У меня уже не было сомнений: маска – это последнее напутствие… и предупреждение. Значит, спектакль с Францем не просто талантливая постановка жрецов древнего культа…