Письмо не оставляет сомнений в искренности чувств молодой женщины, но из него же следует, что из всех государственных дел ее больше всего интересует маскарад, а дипломатические переговоры волнуют постольку, поскольку могут привести к невиданному брачному предложению.

Борьба карьер и амбиций проходила на фоне чередовавшихся торжеств. 12 августа двор праздновал день рождения императора — с парадом, банкетом, спуском на воду линейного корабля «Иоанн» и вечерним балом с фейерверком, закончившимся за полночь. Михайло Ломоносов воспевал достоинства государя в не самой удачной из своих од:

В те дни, пожалуй, многие знатные особы и впрямь гордились правом приложиться к ручкам и ножкам царственного младенца.

Влюбленная принцесса и ее двор веселились. Беспрерывные празднества маскировали неуверенность правительства и напряженную ситуацию в столице. 13 августа отмечали обручение саксонского посланника графа Динара и фрейлины Юлианы Менгден, 17-го — день рождения принца Антона. 20 и 21 августа турецкого посла возили в Адмиралтейство, а потом в Петергоф, где знатного гостя поили кофе в Монплезире, а его свиту «из потаенных под землею фанталов водою немало помочило». Эмин Мегмет-паша был «немало удивлен» видом другого фонтана, где «утки и сабаки яко живые плавают». Завершилось чествование роскошным обедом в саду на коврах360. 29 августа последовал бал по случаю тезоименитства императора; пришлось улещать закапризничавшего турка — его якобы поздно известили да еще прислали за ним неукрашенную барку. 31 августа отмечался праздник ордена Святого Александра Невского. 4 сентября паше устроили обед в «летнем доме». 5-го было тезоименитство Елизаветы; Анна подарила «сестрице» драгоценный эгрет и золотой сервиз.

В апартаментах принцессы висел портрет графа. Сам он, вероятно, был настолько уверен в собственной неотразимости и чувствах к нему правительницы Российской империи, что позволял себе публично выговаривать ей: «Вы сделали глупость»361. Вице-канцлеру Остерману и генералиссимусу Антону Ульриху пришлось решать сложную внешнеполитическую задачу: заставить австрийских министров повлиять на Августа III, чтобы тот отозвал своего посланника из Петербурга362. В ответ правительница манкировала супружеским долгом. Шетарди сообщал, что верная Юлиана Менгден просто не впускала принца в апартаменты его жены. Порой и в государственных делах Анна жестко ставила генералиссимуса на место: манифест о победе русских войск над шведами под Вильманстрандом, напечатанный от имени Антона Ульриха, был изъят и заменен новым — от имени императора363.

Анна нашла себе союзника в лице М. Г. Головкина. Благодаря своей жене, приходившейся правительнице двоюродной теткой, граф сумел стать одним из самых близких к ней людей. На следствии после воцарения Елизаветы ему вменялось в вину, что он очень часто поутру был у принцессы на приеме, «а по полудни почти всегда». Долго находившийся не у дел, он стремился наверстать упущенное и подавал рассуждения и представления на самые разные темы: о рекрутах, беглых крестьянах, продаже леса за границу и т. д. Именно Головкина современники связывали с проектами изменения завещания Анны Иоанновны и передачи короны самой правительнице.

Не терял надежд на возвращение к власти и Миних, чьей заступницей была не терпевшая Остермана фрейлина и лучшая подруга «регентины» Юлиана Менгден, состоявшая с бывшим первым министром в близком родстве.

При таком раскладе было мудрено наладить сколько-нибудь серьезное сотрудничество внутри ближайшего окружения принцессы. На какое-то время всех объединила оппозиция Бирону, но затем интересы придворных группировок неизбежно разошлись.

Конечно, чиновники высшей администрации империи не могли пожаловаться на пренебрежение их заслугами. Президент Юстиц-коллегии И. Трубецкой, вице-президент Вотчинной коллегии А. Комынин, генерал-рекетмейстер Ф. Щербатов, руководители Сыскного приказа (Я. Кропоткин), Ямской канцелярии (Ф. Сухово-Кобылин), Канцелярии от строений (И. Микулин), новгородский вице-губернатор А. Бредихин при Анне стали действительными статскими советниками. Следующие военные или статские чины получили и другие губернаторы и вице-губернаторы — А. Оболенский, Д. Друцкий, Л. Соймонов, С. Гагарин, П. Аксаков.

Но получившие от правительницы повышение в чине или должности не всегда становились для нее надежной опорой. Майоры Семеновского полка В. Чичерин, Н. Соковнин, пострадавшие при Бироне и обласканные Анной, а также действительный статский советник А. Яковлев, генерал-лейтенант М. Хрущов служили ей верно. Но командиры гвардейских полков (Измайловского — И. Гампф, Конногвардейского — Ю. Ливен и П. Черкасский, Преображенского — П. Воейков) в ноябре 1741 года не только не выступили в защиту правительницы, но ревностно выполняли все приказы Елизаветы, как и некоторые другие «назначенцы» Анны — ее камер-юнкер Иван Брылкин, ставший обер-прокурором Сената, или Ф. Наумов, сменивший Я. Шаховского на посту главы полиции.

Состоявшиеся назначения были, по-видимому, не всегда продуманными. Так, в сентябре 1741 года состав Сената был существенно пополнен: «Понеже в нашем Сенате для исправления врученных оному многих государственных дел сенаторов обретается недовольно, а которые и есть, но и те обязаны другими положенными на них комиссиями и следовательно в Сенате так часто, как того нужное исправление дел требует, присутствовать не могут, от чего в сенатских делах остановка происходит, и дабы оные без остановки и с лучшим успехом исправляемы были, того ради в прибавление к обретающимся ныне сенаторам всемилостивейше определили, присутствовать в нашем Сенате: астраханскому губернатору кн. Михаиле Михайловичу Голицыну, воронежскому губернатору князю Григорию Урусову, генерал-адъютанту графу Петру Салтыкову, камергеру Алексею Пушкину и действительному статскому советнику князю Якову Шаховскому».

Однако введенные в Сенат Пушкин, Шаховской, Салтыков, Голицын выражали недовольство и новыми обязанностями и тем, что перед назначением с ними не посоветовались364. Сама Анна, в отличие от Бирона, ни разу не удосужилась посетить Сенат. Да и работал он не лучше прежнего. Рапорты секретарей показывают, что, например, в октябре 1741 года на сенатских заседаниях ни разу не присутствовали А. И. Ушаков, сказавшийся больным, и Г. П. Чернышев без всякого объяснения. Из четырнадцати присутственных дней камергер В. И. Стрешнев пропустил десять, другой камергер А. М. Пушкин — шесть (находились во дворце); тайный советник В. Ф. Наумов (по болезни или по причине присутствия «в полиции») — семь; находившийся на дежурстве во дворце генерал-адъютант П. С. Салтыков — шесть. Таким образом, из отмеченных секретарем десяти действительных сенаторов половина исполняла служебные обязанности весьма неаккуратно365.