ничего. Кроме единственного: мы получаем точку отсчета. С одной стороны, у нас разбойное нападение «с ножичком» на молодого контролера радиозавода Надежду Рощину, реальный эпизод из уголовного дела семнадцатилетнего Андрея Малахова. С другой стороны — кража лопатки, совершенная пятилетним ребенком и исполненная чисто символического значения. Между двумя этими фактами море условий, которые могли способствовать, а могли и препятствовать перерождению подростка в преступника.

А вдруг он таким родился? Я написал «перерождению» — и задумался, потому что употребление этого термина уже есть позиция, исходящая из того, что родиться преступником невозможно. Но тут же возник «странный» вопрос: все ли дети в детском саду, окажись они в положении Андрея Малахова, поступили бы так, как он? Каждый ли ребенок мог отправиться в соседнюю группу, чтобы присвоить чужую лопатку? По всей вероятности, не каждый, и, коли так, вполне возможно предположить, что поступок Малахова был исключительным и стал следствием «чего-то». Чего именно? Уж не гены ли сыграли роковую роль? Не биологическая ли предрасположенность? Не психика ли Андрея Малахова, взятая отдельно и изолированно от внешних причин? В таком случае о каком «перерождении» может идти речь, если мальчик уже был «готов», если еще до истории с лопаткой он состоялся как преступная личность?

В науке по этому поводу давно идут споры, скрещиваются мнения и возникают дискуссии: какие факторы больше влияют на формирование преступных наклонностей — социальные или биопсихические? Заранее прошу простить меня за несколько упрощенное изложение некоторых старых и новых теорий, я буду делать это преднамеренно, чтобы максимально приблизить их к нашему конкретному случаю.

Итак, по одной из теорий, поведение Андрея Малахова должно диктоваться только психологическими процессами, происходящими в нем самом, причем помимо его воли, так как «сознание, — говорят сторонники этой теории, — не является хозяином в своем собственном доме». Решающую роль в процессах должны играть два врожденных инстинкта: половой, названный «любовью», и инстинкт агрессии, разрушения, ненависти и зла, названный «смертью». Почему Андрей Малахов пошел и украл чужую лопатку? Для сторонников упомянутой теории вопрос яснее ясного: заложенная в психике ребенка потребность к ненависти и злу оказалась разбуженной, ничем не придавленной, и усыпить ее «обратно» уже ничто не могло. Таким образом, сам Андрей Малахов, получается, источник своих пороков, а не пороки общества — источник его преступного поведения.

По другой теории нам тоже не следует искать причину кражи вне Андрея Малахова. Достаточно измерить его череп, и по некоторым отклонениям от «нормы» мы легко определим, рожден ли он преступником. Если рожден, то кража, мол, была неизбежна: ни мы с вами, ни сам Малахов поделать ничего не могли. Общество способно лишь изолировать Малахова от себя, если угодно, не ожидая с его стороны преступного повода, по одним лишь «показаниям» черепа, то есть сразу посадить его за решетку или уничтожить еще в младенчестве.

Третья теория: характер Андрея Малахова должен зависеть от его комплекции. Был бы он мальчиком полным и невысоким, он не пошел бы в соседнюю группу воровать лопатку, потому что для данной комплекции характерны дружелюбие, приветливость, общительность и покладистость, что вряд ли совместимо с воровством. Был бы Андрей худым и высоким, и тут беспокоиться не о чем: его натура была бы романтичной, мечтательной и застенчивой.

Несчастье Малахова заключалось в том, что он имел развитую по сравнению со сверстниками мускулатуру, и именно это предопределило его темперамент: агрессивность, резкость, вспыльчивость, то есть такие свойства, которые конечно же стоя́т к воровству много ближе, чем дружелюбие или застенчивость.

Если исходить из более современных теорий, умственные способности Андрея Малахова должны быть подвергнуты очень серьезной проверке. Дело в том, что успехи медицины оказывают, так сказать, «медвежью услугу» человечеству, спасая от естественной гибели новорожденных дебилов, олигофренов и прочих умственно неполноценных детей, которые резко увеличивают контингент потенциальных преступников. Кроме того, известно явление мутации, еще не раскрытое по своему механизму, но связанное с появлением нового или изменением старого наследственного признака, в результате чего в стае черных ворон вдруг рождается белая, у родителей-брюнетов — ребенок-альбинос, а в самый благонадежной и высоконравственной семье — сын-преступник.

Я мог бы продолжить изложение теорий, но, думаю, можно остановиться, ибо общая их направленность читателю ясна. Они не плод досужих фантазий, а результат долгих и, как правило, добросовестных исследований ученых — З. Фрейда, О. Ломброзо, Э. Кречмера и других. Не лишенные здравого смысла, некоторые из перечисленных теорий достаточно обоснованны, а потому спорить с ними нелегко. И хотя научных доводов в пользу, к примеру, того же мутационного происхождения преступности пока еще нет, грубое отрицание феномена тоже невозможно, по крайней мере «до выяснения истины».

В последние десятилетия, когда период отрицания генетики миновал, значительные успехи сделали и советские ученые. Собравшись на первый Всесоюзный симпозиум по проблеме биологического и социального в развитии человека, они обнародовали интереснейшие исследования. Эти исследования основаны на признании изначальных, заложенных от рождения наследственных потенциальных возможностей человека, которые реализуются под влиянием внешней среды. Уже не подвергается сомнению то обстоятельство, что биологические факторы влияют на формирование некоторых качеств характера, таких, как пассивность, активность и стеничность, между тем от этих качеств характера в значительной степени может зависеть способность человека к совершению противоправных поступков. Нашими учеными доказано, что наследственность небезучастна к успеваемости детей, воздействует на силу лабильности и динамичности подростка, что на акселерацию влияет смешение генов, происходящее, в свою очередь, из-за миграции населения и межнациональных браков, и так далее. Симпозиум показал, что главной задачей науки на нынешнем этапе является не борьба за признание генетики, а углубление внутрь проблемы: раскрытие механизма влияния наследственности. Потому так широко и развернулись у нас в последние годы различные исследования, в том числе «близнецовые», ставшие известными на весь мир.

Общий вывод, исходя из вышеизложенного, я сделаю, вероятно, такой. В споре ученых о происхождении преступности для нас с вами, читатель, не так важна суть каждой теории, сколько отводимое ей место. Если мы в принципе будем считать биопсихические процессы главными и определяющими преступное поведение человека, игнорируя при этом социальные условия или отодвигая их на второй план, тогда нам заранее следует отказаться от возможности как-то влиять на преступность, по крайней мере на современном этапе развития науки.

Но если мы, не отрицая связи биопсихической структуры человека, особенно подростка, с возможностью совершения им преступления, будем исходить из того, что основными и определяющими все же являются социальные условия, тогда борьба с причинами преступности не лишается смысла, тогда наше вмешательство возможно уже сегодня.

Мой вывод, таким образом, продиктован скорее тактическими соображениями, нежели научными, и я предпочитаю сказать об этом