Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этого она не знала.
Размышляя над словами Сибил, она вспоминала свою первую близость с Хэлом и все их встречи потом и постоянно наталкивалась на странность его поведения: отдаваясь ей физически, он как будто отсутствовал душою, сохраняя дистанцию между собой и ею даже в разгар ласк. Это доказывало правоту Сибил.
Кто же из них?
Одна половина души Тесс хотела, чтобы кто-нибудь в мире дал ей ответ. А другая – не хотела его знать. Такое знание погубило бы ее.
Женщина может отвадить мужчину от чего угодно. Но изгнать из его сердца образ другой женщины – это совсем иное дело. Эта болезнь неизлечима. Успешная хирургия убьет его.
Насколько Тесс была уверена, что сможет сделать его своим мужем, настолько она понимала, что никогда не завладеет им целиком. С каждым днем она любила Хэла все больше. Холодная пустота, сохранявшаяся в отдаленных уголках ее души еще несколько месяцев назад, до роковых слов Сибил, теперь заполнилась запретным теплом Хэла. Муки сомнений становились все болезненней с каждой новой лаской.
Кто же из них?
Тесс была новичком в любви, начинавшейся со страданий. Поэтому ее удивление перед своим чувством было равным страху перед истинными чувствами Хэла. Все больше и больше она жила только для него. Ее внутренние сомнения стали бедствием, отравляющим жизнь. И когда она праздновала свою победу в Палате Сената, то слишком хорошо знала, что ее душевные страдания превосходят радость победы.
Кто же из них?
Слова Сибил были дурным предзнаменованием. Они звучали постоянно. Куда бы она ни шла в своей жизни, она должна идти вместе с Хэлом. И эти слова будут сопровождать ее.
Кто же из них?
* * *
Сибил сидела на краю постели в комнате, которую она снимала в дорогом отеле в верхней части города. Работал телевизор. С экрана на нее смотрело красивое лицо ее брата. Шла трансляция из Капитолия, где в комнате прессы Хэл отвечал на вопросы журналистов о своей ошеломительной победе над Эмори Боузом и торжественном посвящении в должность в Сенате.
Один из репортеров только что задал важный вопрос. Что означает для Ланкастера перспектива карьеры в Сенате? Лицо Хэла стало серьезным.
– Сегодня важное начало для меня, – ответил он. – Но это также начало для всех нас. Будущее простирается впереди, маня нас к себе. Но будущее – враждебная страна. Оно не отвечает сегодняшним правилам. В нем будут жить новые люди, люди, не разделяющие наших сегодняшних увлечений, наших старых привычек, наших страхов. Наши дети и внуки будут этими людьми.
Он сделал паузу, размышляя.
– Парадокс заключается в том, – сказал он, – что мы не знаем заранее, каков этот будущий мир. Вещи, которые представляются нам сегодня самыми мрачными и странными, покажутся нашим внукам такими же забавными, как нам древняя история. С другой стороны, решения, принимаемые нами сегодня, повлияют на мир, в котором будут жить наши внуки, в лучшую или худшую сторону. Мы не должны позволять сегодняшним нашим страхам вынуждать нас предпринимать действия, которые могут повредить будущему. В этом будущем будем жить и мы.
Еще одна пауза. Десятки вспышек сверкали в комнате прессы, собравшиеся журналисты уважительно молчали, вслушиваясь в слова Хэла.
– Большая часть наших тревог остается в истории в виде сносок, – продолжал он. – Я полагаю, это наша ответственность – заверить, что слова Суэц, Квемой, Матцу, Формоза, Конго, Доминиканская республика, Лаос и Вьетнам уйдут в прошлое как символы очагов беспокойства, приведших мир к войне. Нам необходимо сочетание силы, терпения и сдержанности, чтобы понять, что происходит. Страх – опасный советчик. Если мы будем руководствоваться мудростью, а не страхами, то сможем создать для наших детей будущее, где они смогут творить и мечтать гораздо смелее, чем мы сейчас. Все, что я прошу, – это возможность быть одним из таких людей, которые прилагают все силы для спасения этих детей.
Раздались аплодисменты уставших репортеров, слушающих Хэла. Эта аудитория привыкла к стереотипным чувствам и устаревшим формулировкам политиков. Свежесть и вдумчивость слов Хэла тронула людей.
Сибил изнуренно улыбалась, глядя на экран.
– Старый, добрый принц Хэл, – пробормотала она вслух. – Ты все хочешь, чтобы выигрывали хорошие парни, не так ли?
Даже глядя на телеэкран, она ощущала возбуждение собравшихся в зале. Люди чувствовали, что они слушают не просто очередного честолюбивого политика. Они слушали государственного человека.
Сибил изучала изображение на экране. Она помнила юного Хэла и пыталась уловить его сходство с сегодняшним. И теперь, хотя того мальчика уже не было, после всего, как мог этот жить на земле, не отдавая себя ненадежным зрителям? В политике он нашел выход для своей любви, своего идеализма и своего сумасшедшего стремления к самопожертвованию.
Нет сомнения, что его политическая судьба будет великой. Возможно, она завершится в Белом доме. Как мог американский народ сказать «нет» этому прекрасному лицу, этому страстному и зрелому голосу?
Но это в будущем. А будущее, как красноречиво сказал Хэл, не для нас.
Сибил смотрела на экран. Она знала, что Дианы не было с Хэлом сегодня. А где-то рядом, она догадывалась, была Элизабет Бонд.
С этой мыслью Сибил встала, чтобы выключить телевизор. Она подошла и наклонилась к изображению брата на экране. Репортеры спрашивали его о сегодняшних проблемах. Она не хотела больше ничего слушать.
Однако, импульсивно изменив свое решение, оставила телевизор включенным. Она все слышала, когда вошла в ванную и, пустив воду, начала раздеваться.
Аккуратно сложила юбку и блузку, затем комбинацию. Наконец, сняла бюстгальтер и трусики.
Она долго разглядывала себя в зеркале, ожидая, когда наполнится ванна. И пока смотрела, отражение в зеркале стало таять, как теплый воск, лицо исказилось, подобно гротескным образам в зеркале комнаты смеха.
Теперь она глядела в глаза. Как хорошо она их знала! Их взор был влажный, затягивающий, их чистая голубая поверхность подобна отражению неба в глади пруда с водорослями и зловонными созданиями.
Ну, больше она смотреть в них не будет.
Она улыбнулась чудовищу и открыла свою дамскую сумочку. Там лежала новая пачка бритвенных лезвий. Она открыла ее, положила на край ванны и погрузилась в воду.
Вода доходила ей до ключиц и была слишком горячей, однако женщина не чувствовала этого. Со слабой улыбкой она отметила, что вентиль подтекает. Хорошо, подумала она. Небольшое сопровождение. Беспорядочное бульканье пришедшего в упадок мира отвечало ее собственному состоянию.
Дверь ванной была открыта, и она видела экран телевизора. Бледный, лишенный ресниц глаз Хэла смотрел на нее через две комнаты. Слышно было, как лживые голоса газетчиков перекрывали друг друга. Они ошалели от успеха Хэла, надеясь и себе урвать кусочек от триумфа, достаточного, по крайней мере, для удержания зрительского интереса до следующей передачи.