колебаний разослал командующим всеми фронтами, Балтийского и Черноморского флота телеграммы с сообщением о своем неподчинении правительственному распоряжению сложить с себя звание главнокомандующего и передать властные полномочия командующим фронтами.

С того момента генерал Корнилов с сообщниками открыто выступил против законной власти. К несчастью, нельзя было скрыть от страны трагическую реальность. Поэтому я 9 сентября огласил обращение к народу.

Генерал Корнилов быстро издал ответное обращение, составленное Завойко. Это был тот же текст, который еще 7 сентября В. Львов видел на столе Завойко и увез с собой в Петроград. В последний момент Корнилов приписал в начале документа несколько бессовестно лживых слов:

«Телеграмма министра-председателя за № 4163[44] во всей своей первой части является сплошной ложью. Не я послал члена Государственной Думы Владимира Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне как посланец министра-председателя. Тому свидетель член Первой Государственной Думы Алексей Аладьин. Таким образом совершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу отечества».

Этот абзац превратил прятавшихся по углам инициаторов заговора в жертв «злокозненной правительственной провокации» и породил легенду о моем «предательстве» генерала Корнилова.

Должен признать, во время подавления генеральского мятежа я пережил два мучительно тяжелых дня — 9 и 10 сентября. Петроград пришел в крайнее возбуждение, почти в панику. Никто точно ничего не знал; подходившие к столице части генерала Крымова казались населению целой армией. В советских кругах, захваченных совершенно врасплох, сразу воспрянули старые мартовские настроения: полная подозрительность, дискредитация власти, страх перед контрреволюцией. В офицерских обществах, в высших кругах военных училищ шла подготовка к «боевым» действиям в ожидании появления авангарда генерала Крымова в окрестностях Петрограда. В то же время умеренные политические круги, тайно, а иногда и открыто сочувствовавшие генералу Корнилову, мобилизовали все силы, чтобы оказать давление на Зимний дворец и принудить его к компромиссу с мятежниками.

Никогда! Никогда они этого не добились бы! Можно было силой свергнуть Временное правительство, можно было одного за другим уничтожить его членов. Но Временное правительство, готовое довести страну до Учредительного собрания, ни в коем случае не могло свернуть с пути, по которому шло ради спасения России, возрождения жизнеспособного государства. Диктатура любого рода, под любым руководством, означала немедленную гражданскую войну внутри страны и еще более быстрое заключение сепаратного мира на фронте!

Меня часами осаждали сторонники «примирения» Корнилова с Временным правительством. Сначала, пока ситуация оставалась неясной, они больше требовали, чем просили. Потом, когда ни в чем не осталось сомнений, скорей умоляли, чем требовали. Всякое единство взглядов исчезло, даже в самом правом крыле Временного правительства. Хорошо помню ночь с 9 на 10 сентября, когда я остался совсем один в огромных дворцовых залах. Министры и ответственные политики предпочитали на всякий случай держаться сравнительно подальше от заранее обреченного места.

Как раз той ночью ко мне явились представители Исполкома съезда Советов. Они пришли с предложением полного радикального преобразования политики Временного правительства. По их мнению, Советы, социалистические партии, не исключая большевиков, очнувшихся, благодаря кавалерии Крымова, после долгого топтания на месте, другие демократические общества, сгруппированные вокруг Временного правительства, должны спасти страну, взять власть в свои руки и… помириться с буржуазией.

Никогда! Никогда я не видел, не слышал ничего подобного за все время своего пребывания во Временном правительстве. Россия должна была победить обезумевших генералов, объединив все созидательные общественные силы в национальном масштабе, силы труда и капитала! Отказ от принципа власти, стоящей выше партий, представляющей все классы страны, означал немедленную гражданскую войну внутри страны и неизбежный сепаратный мир на фронте.

Если бы суетившиеся за кулисами подстрекатели генерала Корнилова, штатские и военные, вольно или невольно толкавшие его на государственный переворот, удержались от жгучей ненависти к Временному правительству и, конечно, ко мне, крошечной частице Государства, то хотя бы посоветовали генералу не предпринимать открытого выступления против Временного правительства в тот момент. Они в самом деле должны были видеть — особенно генерал Алексеев, уже находившийся в Петрограде, — что в момент предъявления мне ультиматума «армия» генерала Крымова была еще слишком далеко от Петрограда (в Луге, то есть в 130 километрах от столицы). Поэтому на победу внезапным ударом нельзя было рассчитывать. Нелепые переговоры со мной о каком-то «соглашении», «примирении», бесплодность которых была ясна заранее, оставались лишь тщетной попыткой отсрочить неизбежное подавление бунта в Ставке. Ставку сильно вдохновила попытка союзных послов (Англии, Франции и Италии), предпринятая в надежде заставить Временное правительство — высший орган государственной власти — успокоиться и найти почву для примирения с выступившим против него главнокомандующим. В письме, которое привез из Лондона Аладьин, очевидно, высказывались не просто личные мнения военного министра Британской империи!

По правде сказать, военная авантюра была с первой минуты обречена на политический крах. Не только демократические, но и либеральные круги Петрограда и Москвы в своем большинстве решительно и немедленно осудили попытку государственного переворота. Столичные кадеты, сторонники диктатуры, остались в ничтожном меньшинстве даже внутри собственной партии.

Поэтому сторонники Корнилова, российские и зарубежные, собравшиеся в столице, не представляли никакой серьезной силы. Перед правительством стояла лишь одна задача: остановить движение войск «диктатора» к Петрограду.

До утра 9 сентября мы в Петрограде не имели никакого понятия, что вместо затребованного Временным правительством корпуса на него идет целая «армия» во главе с генералом Крымовым и Дикой дивизией.

К началу дня 10 сентября основные силы генерала Крымова эшелон за эшелоном сосредоточились у города Луги. Местные власти предъявили ему телеграфированный мною приказ изменить маршрут следования 3-го кавалерийского корпуса и направить на фронт к Риге. Генерал Крымов начисто отказался его выполнять, заявляя, что подчиняется только приказам главнокомандующего и не хочет ничего слышать о смещении генерала Корнилова, пока не получит подтверждение от нового главнокоман дующего.

В ожидании он пригрозил местным властям силой двинуться к Петрограду утром 11 сентября, «развернув боевые позиции», если войска не отправят по железной дороге, разобранной по приказу министра путей сообщения.

Однако генерал Крымов распоряжался в чужом доме. Как я уже указывал выше, план марш-броска на Петроград целиком основывался на простом расчете: выступить против Временного правительства, всеми силами убеждая полки, будто они идут на помощь правительству, борющемуся с большевиками. Ложь генерала Крымова была разоблачена перед казаками 10–11 сентября. В Лугу пришли петроградские газеты, напечатавшие мои приказы, обращения Советов. Кроме того, Дикую дивизию посетила прибывшая из Петрограда специальная мусульманская делегация во главе с членами Государственной думы и муллами. Дело Корнилова — Крымова было проиграно: избранные от всех казачьих частей 3-го кавалерийского корпуса делегаты явились в местный Совет со следующим