— Минуточку, — сказал Келинов и с неожиданной для его грузного тела ловкостью юркнул в дом. Брошенное им словечко оказалось буквальным — примерно через минуту он, откинув закрывавшую дверной проем занавеску, вновь возник на пороге. Теперь вместо газеты в руках у него было двуствольное ружье. Он вскинул его и прицелился в Захарина.

Махмуд почти перебрался через плотно заросшую виноградной лозой ограду и уже хотел было осторожно спрыгнуть, когда пуля попала в ногу, и он кулем шмякнулся вниз, едва не закричав от боли. Не от пулевой, другой — ударился бедром, локтем. Поднявшись, заковылял к воротам, спотыкаясь о строительный мусор. Выйдя на улицу, посмотрел на левую ногу — брючина выше колена в крови. Дотронулся, и по телу, словно озноб, прокатилась волна боли. Отпустил — вроде полегче, терпеть можно. Нужно побыстрей уходить отсюда. Хорошо, что вокруг нет ни души, никаких случайных свидетелей. Хотя кто знает, может, втихаря за ним и наблюдают.

Он ковылял до джангировского дома, останавливался, когда чувствовал головокружение. Левая брючина уже пропитана кровью почти до самого низа. Иногда боль отступала, и тогда Махмуд ускорял шаги. Потом опять усиливалась. Он снова останавливался, дотрагивался до раны, ждал, пока боль утихнет, после чего брел дальше, по-утиному переваливаясь с ноги на ногу.

Беспокойные мысли в голове мелькали, словно птицы. Разве мог он несколько лет назад подумать, что в таком жалком виде ему придется брести по ночному городу. Была нормальная жизнь, большая семья, а потом проклятая война все поломала. Одни погибли, другие пропали без вести, отец заболел, ослеп. Это самая большая беда, его спасать надо. Известный полевой командир, который рос с Махмудом на одной улице, в Грозном, хорошо знал его отца. Он обещал помочь, добавить денег на операцию. Не всю сумму дать, а добавить, сколько Фирзоевым не хватает. Это бы решило проблему, но они с другом потеряли связь. Говорили, что он сейчас скрывается в Грузии. Окажись рядом, конечно, помог бы, тут и сомневаться нечего. Без него же трудно на что-то рассчитывать, хотя Другие тоже говорят о поддержке. Во время налета в Назрани захватили полным-полно оружия: пистолеты, автоматы, гранатометы, ящики с патронами. Такая большая добыча, что невозможно все отсюда увезти. Решили спрятать часть в лагере беженцев. Но разве в спешке можно сделать что-нибудь путное. Спрятали так, что во время проверки милиционеры многое находили, потом увезли. При удачном стечении обстоятельств некоторые менты закрывали глаза на найденное оружие. Не просто так закрывали — платить приходилось. Войдут двое в палатку и что-нибудь найдут. Если товарищи их не видят, возьмут деньги и уйдут. Скажут, мол, тут все чисто. Много денег ухлопать пришлось. Кто их точно считает, кто ведет всю бухгалтерию, Махмуд толком не понял. Все ссылаются на какого-то назрановца по кличке Домосед. Это чеченец, который здесь уже четыре года живет по фальшивому паспорту. То есть он раньше был фальшивый, а после обмена в прошлом году появился настоящий. Якобы Домосед вербует местных боевиков, чеченское командование ему полностью доверяет, и он распоряжается в Ингушетии всеми деньгами. Джангиров тоже ссылается на него, намекает на то, что является его правой рукой.

Индийский бог Шива, у которого много рук, может позавидовать Домоседу. В лагере несколько человек называют себя его правой рукой. Это слышно от главаря каждой группировки. Сейчас в лагере обстановка недружная, все время возникают разные группировки, ругающиеся между собой. А все потому, что здесь собрались не только несчастные люди, потерявшие на войне родных и кров. Тут появилось много аферистов, желающих получить деньги за потерянное при бомбардировках жилье. Между тем их собственные дома в Чечне стоят целыми и невредимыми. Такие, получив деньги, больше всего мутят воду. Они тогда смеются над легковерными русскими из Москвы, подкармливающими их, дают Домоседу часть денег — на сопротивление.

Махмуд хотел бы поговорить с этим Домоседом чисто по-человечески, рассказать про отца. Если он настоящий чеченец — поможет слепому старику. Только этот Домосед очень труднодоступный человек, к нему мало кто вхож. Во всяком случае, Махмуд к таким не относится. В лагере его не принимают всерьез, считают обыкновенной «шестеркой». Что ж, отчасти люди правы. Он и Ахмед слишком поздно присоединились к сопротивлению, да и то вынужденно, когда им потребовались большие деньги. До этого они всю войну работали в Грозном. Махмуд хороший шофер, работал на персональных машинах, возил много важных людей, в том числе и федералов. Ахмед — тот образованный человек, знает английский язык. До войны у него даже ученики были, хорошо брат зарабатывал, всем покупал дорогие подарки. Чья бы голова могла подумать, будто жизнь повернется так, что Ахмеду и ему ради денег придется убивать людей?! Если бы до войны кто-нибудь сказал такую глупость, они бы этого пророка на смех подняли. И уж совсем невозможно было предполагать, что они будут иметь дело с Джангировым, ведь между ними существует семейная вражда. Если нормально рассуждать, не должен Махмуд Фирзоев иметь дела с Артуром. Он же имеет и сейчас, после ранения, пришел к нему домой. Такие случаи Ахмед называет иронией судьбы.

— Рана не опасная, — осмотрев и ощупав ногу, поставил диагноз Джангиров. — Кость не задета — это главное.

Он промыл рану спиртом и вытащил пулю, воспользовавшись для этого непонятно откуда имевшимися у него зубоврачебными щипцами. Так и пулю он тащил — будто зуб дергал, разве что без заморозки. Разглядев пулю, спросил:

— Кто же в тебя стрелял из автомата?

— Я так думаю, милицейский патруль на шум прибежал. Там собака сильно гавкала.

Кровотечение почти остановилось. Артур Абдулович со знанием дела перебинтовал ногу и натянул поверх бинта компрессионную повязку. После этого обессиленный Махмуд заснул.

Утром ему оставалось только удивляться, как он вчера с такой раной прошел чуть ли не полгорода. Сейчас, стоило самую малость ступить на левую ногу, ощущалась сильная боль. Поэтому он передвигался медленно, опираясь на пятку — тогда идти легче.

Ему хотелось, чтобы Артур отвез его в лагерь, но сейчас об этом нечего говорить. В доме спрятаны два пленника. С девушкой жена Джангирова и ее сестра еще как-то возились, причем делали это с явным неудовольствием. К мужчине же их не хотел подпускать и сам Артур, приказав:

— Следи за ним, Махмуд, накорми. Мы должны вернуть его в хорошем состоянии, — улыбнулся, — иначе федералы откажутся принимать. Мне нужно отлучиться по делам. Ненадолго.

На кухне Махмуд нарезал на кусочки тонкое магазинное хачапури, подогретое женой Артура, сделал крепкий чай и спустился с завтраком в подвал. Прежде чем снять со рта Виктора липкую ленту, предупредил:

— Не вздумай кричать. Иначе твоей девушке сделают больно.

— Как она себя чувствует?

— Нормально. Не волнуйся.

У Махмуда не было ни малейшей неприязни к этому парню. Когда он кормил его, поднося поочередно кусочки хачапури на вилке и кружку с чаем, то поймал себя на мысли, что ему даже приятно позаботиться о человеке.