— Понимаю, а что ему надо?

— Напечатать.

— И только?

— Непременно в крупном издательстве.

— Хм, совсем обмельчал народ. Как он вообще попал к нам? Что они там вообразили, раз подкидывают таких сюда. Раньше всё сенаторы шли.

— Валили! — буркнул англичанин.

— Может, особый случай? — предположил рыжий.

— Да какой там особый! Он хочет обмануть нас. А как же поиски островов? Тех самых. Не выйдет! Цена всегда равна желанию. Падать, так насмерть! Ну так что?

— Я согласен.

— Цена названа.

— Согласен, — повторил Сергей.

Было видно, что все наконец успокоились.

— Вот видите! — снова воскликнул старший. — Не знаю, как у вас, а у меня на сегодня увлекательные планы, там, на кремлевской стене, так что времени на дальнейшие уточнения нет. Берите и печатайте!

— Прекрасненько, прекрасненько, — защебетал рыжий. — Простите, а сколько вам лет?

— Зачем вам это знать?

— Не поздно ли? Я имею в виду, что обычно все моложе, моложе. Так сказать, с перспективой, чтобы пораньше, пораньше получить, ну сами понимаете.

Его отвратительная привычка повторять некоторые слова была неприятна Сергею и что-то напоминала. "Странный персонаж", — подумал он.

— Знаете, проигрыш воспитывает характер, а выигрыш пополняет гардероб, — вдруг совершенно не к месту вырвалось у Сергея. Выглядеть бодрячком ему явно не удавалось.

— Что, что, простите? Ах да! Ах да! Что ж, подходите, вас будут ждать.

— Где?

— Там, где вы были в последний раз. — С этими словами он хлопнул в ладоши и, усмехаясь, принялся растирать кисти рук…

Неожиданно Сергей услышал нарастающий гул. Своды и стены зала зашатались, пошли трещинами, и из них, словно проступающая вязкая смола, показались чудовищные силуэты. Отчетливый звук падающих тел заполнил подземелье. Одного из них, зацепившегося за крюк, торчащий из потолка, и безуспешно старавшегося освободиться, он узнал. В руках тот по-прежнему держал книгу. Его знали все, и эти "все" не давали ему упасть. Сергей застыл в оцепенении. Зрелище, медленно расплываясь, словно призрачное видение, исчезло так же неожиданно, как и появилось…

Приемная директора издательства резко контрастировала с обшарпанными коридорами.

Сергей вспомнил, что уже был здесь месяца два назад.

— Входите, — помощник положила трубку и кивнула на дверь с табличкой.

Он вошел.

— Прошу. — Человек в полосатом сером костюме указал на стулья, стоящие вдоль длинного стола для совещаний.

— Я прочитал вашу книгу, хотя это не входит в мои обязанности, — начал он. — Коллегия приняла положительное решение, и все-таки я просмотрел ее. Роман хороший, и мы сделаем все, как вам и обещала главный редактор. Вы уже бывали у нас?

— Да, мне знакомо ваше издательство. Книгами, что напечатаны здесь, завалены полки "Библио-Глобуса".

— Ну, так уж и завалены. — Он усмехнулся. — Как вы думаете, почему мы издаем этих писателей?

— Я не могу ответить на ваш вопрос, потому что не знаю, что они дают читателю. Что несут людям.

— Что несут? Свободу. Свободу понимать иное, чем предписано понимать.

— Все равно не ясно. Впрочем, причины меня не интересуют.

— Я все-таки скажу. Потому что они не вписываются в каноны общепринятой литературы. Их произведения вне классических рамок. Они как бы символы свободы. Свободы формы и способа выражения своей мысли. Возьмите, например, "Вишневый ад". Да и ваша, простите, книга далека от классики.

— Вы еще забыли "Полет пчелы". Но разве свобода формы и способа выражения — главная цель человека, берущего перо или кисть?

— А какая же цель, по-вашему, главная?

— Помогать другим. Все просто. И если этого нет, произведение, журнал, газету можно использовать, простите, только как туалетную бумагу.

— Так мы и помогаем человеку обрести свободу. Стать свободным. По-моему, тоже просто.

— Мне трудно представить между желанием помочь ближнему и самой помощью такое препятствие, как отсутствие свободы. Нищему и голодному надо просто дать денег или накормить. Вряд ли он поймет вас, если сначала предложить ему "освободиться".

— Но вы тоже не кормите, а пишете.

— Верно. Но после моей книги один из тысячи прочитавших начнет строить приют. Хотя и не помышлял об этом.

— То же будет и после наших книг.

— Нет. Не разбудят. Пропала вишня. Впрочем, зачем мы об этом?

— Действительно. Давайте оставим. — Директор снял часы с правой руки и начал крутить механизм завода. — Видите ли, есть одна небольшая, прямо скажем, несущественная деталь. Не могли бы вы пойти нам навстречу?

— В чем же?

— Там, в конце, этот эпизод с розой, всего-то четырнадцать строчек, не могли бы вы его, как бы поделикатнее выразиться, убрать? Понимаете, книга и так изобилует не очень приятными сценами, а тут еще… в общем, вы меня должны понять. — Директор смущенно посмотрел на него.

— Сожалею, но я не могу этого сделать. Ради этого написано почти четыреста страниц.

— И все-таки подумайте. Ведь совсем несущественная правка.

— Но принципиальная. Я имею в виду смысл, ради которого писатель вообще берется за дело!

— И все-таки.

— Исключено. Тогда лучше не печатать.

— Так-то оно так, но вам известна, надеюсь, плата за отказ от соглашения?

— От чего? — Сергей внимательно посмотрел на его лицо. — Вдоль всей левой щеки протянулся неровный шрам. Он готов был поклясться, что до этой минуты его не было!

— Плата! — уже прошипел тот.

* * *

— Вы что же, не согласны с ней?

— С кем?

— С Озеровой.

— А, лиможские тарелки. — Сергей посмотрел на раскрытый журнал. — Пожилая супружеская пара сидела в шезлонгах на берегу моря. А ведь это она, мелькнуло в голове. — Нет, — вспомнив вопрос, ответил Сергей. — Но она выбросила ваш номер, не дождетесь.

— Как же так, ведь сама же не могла понять, как она без страха отражается в зеркале! Поздно. Теперь она уже на перекрестке.

— Мира и Капельского?

— Шутите? Мы ведь так старались!

— Я разочарую вас. Она разговаривала со звездой, и та ей сказала, как восхитительно меняться и менять мир, чтобы идти вперед.

— С какой еще звездой?

— Надо следить за периодикой, а не только увлекаться ловлей душ. А теперь вон отсюда!