жизни как на экране. Там тебя, конечно, намалюют, но ты всё равно красивая. Без шпаклёвки даже лучше. В «ящике» уж больно размалёванная. А тут такая естественная, простая. Одним словом, так ты ближе к народу. Даже не скажешь, что звезда.

– Пошёл отсюда!

– Ты чего?

– Я, по-моему, ясно сказала: пошёл отсюда! – крикнула я и ощутила, как заболела голова. Только бы не было сотрясения. Меня же так сильно ударили…

– Бешеная.

– Дверь закрой с той стороны! Ублюдок!

Когда за этим крайне неприятным типом закрылась дверь, я села прямо на пол и закурила сигарету, дрожащей рукой стряхивая пепел рядом с собой. Перед глазами вновь возникла Туська. Как же я буду по ней скучать… Невольно из глаз потекли слёзы. Я наизусть знаю её мобильный номер и, кажется, никогда его не забуду. Даже не верится, что на том конце провода больше никто не возьмёт трубку.

В голове не укладывается, что её нет. Господи, если бы вернуть всё назад, я бы запретила ей ехать на эту дачу и отвезла домой… Но повернуть время вспять невозможно. Так больно, будто нож в сердце. Внутри такая пустота… Я только сейчас чувствую, сколько не успела Туське сказать. Ощущение чего-то нереального. Туська действительно была моей настоящей подругой, хоть и говорят, что в шоу-бизнесе друзей не бывает. Хотя ей было дико тяжело, она всегда улыбалась и шагала дальше.

И почему уходят хорошие люди? Непривычно говорить о Туське в прошедшем времени. В её душе навсегда поселились чудовищные одиночество и тоска…

Я всегда уважала Туську. В отличие от других, она была свободна во всём. Свободные мысли, свободные слова… Из-за внутренней свободы она и лишилась карьеры на самом пике. Просто была слишком независима, и ей было достаточно сложно находиться в зависимости от других людей.

Туська ни с кем не откровенничала. Кроме меня. Больше всего на свете она боялась старости, потому что думала о ней как о доживании. Не разделяла моё мнение, что в любом возрасте есть своя прелесть и можно жить с удовольствием. Туська будто чувствовала, ведь старость ей теперь не грозит.

Перед смертью она сказала, что вся её жизнь была похожа на гонку. В этом она абсолютно права. В подобной гонке нет и не может быть счастья. Человек счастлив, когда ему ничего и никому не нужно доказывать. Всё, что мог, он уже доказал. Нужно просто заниматься любимым делом и получать удовольствие от жизни.

По сути Туська была очень одинока. Когда пила, выплёскивала свою боль. Она жила под гнётом прошлого, терзала душу, искала ошибки и ничего не могла поделать со своей независимостью. Искала смысл жизни после славы, но никак не могла найти. Ей до последнего казалось, что она сможет заскочить в уходящий поезд.

Только после смерти понимаешь, насколько человек был тебе дорог. Мир стал каким-то пустым. Хочется закричать о том, что этого просто не может быть…

Туська оставила после себя след. Яркий, как её жизнь. Очень надеюсь, что она станет ангелом и обязательно ко мне прилетит. Я верю в жизнь после смерти, а ещё верю в настоящую, крепкую женскую дружбу, где никто никого не использует, не завидует, не делает что-то во зло, а просто любит, как можно любить близкого, родного и дорогого человека. Мне посчастливилось в этой жизни иметь настоящую подругу. Подругу на все времена.

Греет только то, что душа Туськи не умерла. Просто потом её душа переселится в новое тело. Вдруг мне повезёт, и мы с Туськой встретимся… Только она уже будет совсем другим человеком. Но я её узнаю в любом теле и сразу почувствую. Думаю, Туська тоже. Просто подойду, обниму и скажу, как скучала. Уверена, что совершенно не знакомый на первый взгляд человек от меня не шарахнется. Просто родная душа обнимет ещё одну родную душу, по которой очень и очень тосковала…

Если бы я попала к Туське на похороны, я бы встала у гроба, взяла её за руку и спела для неё песню в память о ней. Туська любила слушать, как я пою.

Когда мы были вдвоём, она брала меня за руку и просила:

– Жень, спой что-нибудь.

– Что именно?

– Из своего… Что ты сочинила. Песню, которую ты поёшь только для своих. Песню про нас, сильных и одиноких…

– Ну, про нас, так про нас…

Туська начинала хлопать в ладоши, изображая благодарную публику, а я запевала…

«Я снова надеваю маску стервы, Чтобы никто не смог пробить мою броню. Иду по жизни гордою походкой, Показывая, что одна я всё могу… Я та, какой меня хотят увидеть люди. Играю в эту долгую игру. Хожу по лезвию, по краю, И не живу я, а горю. Жизнь не даёт мне права на ошибку, Ведь сильным женщинам всё по плечу. Свои обиды, промахи, потери Я одиночеством лечу»…

Я затушила сигарету о подоконник, вытерла слёзы и громко запела. Мне казалось, я пою для Туськи. Словно она где-то рядом, слышит меня и подпевает.

«Я снова надеваю маску стервы, Чтобы никто не смог пробить мою броню»…

Двери комнаты распахнулись, и на пороге появился амбал.

– Она головой поехала! – прокричал он. – Что с ней делать теперь?! Она шизу поймала. Не веришь, иди сам посмотри!

Я не обращала на крики внимания. Пела и плакала.