Черная переливающаяся масса уползла в тень, а лицо джеккана исказилось в клыкастой улыбке. Из-за его искусной магии Нанону пришлось сосредоточиться, чтобы вернуть себе свободу воли. Если он расслабится хотя бы на секунду, то потеряет разум и останется рабом Джеккана, превратившись в игрушку из плоти.

– Лесные залы за пределами этого мира восстанавливаются, злобные ведьмы каждый день приносят ему новых верных последователей. Скоро люди будут идти за Гигантом добровольно, и колдовство не понадобится.

– Джаа совершил ошибку, – сказал Нанон. – Он оставил Гиганта в живых. И теперь тот стал сильнее.

У джеккана потекла слюна, и он облизнул губы.

– Обитатели лесов слабые. Вы никогда не заслуживали своих долгих жизней.

– Потому что не следовали за вами? – огрызнулся Нанон. – У нас был Гигант, и мы любили его. Нам не нужен был ваш бог.

– Но тебе нужна моя помощь? Мое всегда? Вы отказались от старых богов, выбрали своих Гигантов и их земли людей. И все-таки тебе нужна моя помощь. Твое сейчас слабое и невежественное.

Отношения между доккальфарами и джекканами никогда не были теплыми, даже за долгие века до возникновения людей. Немногие из обитателей леса могли вынести сводящие с ума иллюзии джекканов или победить их чудовищных слуг, но Нанона тяжело было испугать, и он знал, что древняя раса обладает великими знаниями.

– Мы при каждом нашем разговоре обязаны играть в эти игры? – спросил обитатель леса. – Мой Гигант, твой старый бог… они больше не имеют значения.

Джеккан замурлыкал, оглаживая языком огромные клыки.

– Ты мне нравишься, остроухий, ты непосредственный. Я должен помнить, что ваш народ не любит играть словами. Вы любите прямоту… и умеренность.

– Тогда говори прямо, – предложил Нанон. – Шаб-Ниллурат уничтожит земли людей. Расскажи, как остановить его и его колдуний.

– Эта битва Долгой Войны дорого обойдется людям. Кровавая волна в их только зародившемся океане. Обитателям леса она обойдется еще дороже. Сумеречное пламя прорвется сквозь ваши деревья. Со временем вы восстановитесь, но никогда уже не будете прежними. В самом конце Госпожа Боли повергнет Шаб-Ниллурата.

– Что?! – вырвалось у Нанона. – Она же его верховная жрица!

Джеккан шагнул ближе и прорезал когтями воздух перед обитателем леса.

– Ты потерялся в сейчас, остроухий. Твой разум не может воспринять всегда. Если ты спросишь о том, что случится совсем скоро, я отвечу: темная кровь проиграет, а потомок древней крови – твой главный союзник… хотя и он исчезнет в трещинах за пределами мира.

Нанон склонил голову.

– Ты уходишь от ответа. Я спрашивал, как мне его победить.

Повисло молчание, которое нарушало только сводящее с ума ворчание слуги. Существо отзывалось на чувство своего хозяина, но не приближалось и держалось в отдалении от Нанона.

– Отвечай! – крикнул старый Тир.

– Это не в твоих силах, – ответил Джеккан. – Ты должен кануть в забвение вслед за своим Гигантом. Зажечь сумеречное пламя и ступить в вечность.

– Отвечай! – прокричал он. – Используй меня для своих ритуалов, сожри мою плоть, но сначала ответь!

Слуга вздыбился, его липкие щупальца потянулись вперед, аморфное тело переливалось оттенками черного. То тут, то там появлялись глаза и рты, беспорядочно, не образуя какое-то лицо, но врезаясь в разум Нанона, словно они были мертвыми друзьями.

– Успокойся, остроухий. Я отвечу.

Нанон задыхался. Он все еще был готов сбежать, но гнев переборол страх. Голова потяжелела, кровь стала горячей. Из-за наполняющей его магии джекканов при каждом движении казалось, что его охватывает пламя.

– Ты не можешь победить Шаб-Ниллурата. Ты можешь только выжить. Вот что должно занимать твои мысли. Беги, спрячься, пережди эту битву Долгой Войны и будь терпелив. – Джеккан издал свистящее шипение. – Подожди здесь, если хочешь. Провести грядущие века в прекрасном безумии.

Магия смягчилась, и слуга отступил, позволив Нанону снова мыслить ясно. Он не может больше оставаться здесь.

– Зачем сражаться, остроухий?

Гнев исчез. Голова прояснилась, и неожиданно накатила усталость.

– Не знаю. Если я не смогу победить… не знаю. Может, из-за друзей… или из-за упрямства.

– Подозреваю, ты догадываешься об ответе, – сказал джеккан.

– Нет, – покачал головой Нанон. – Я боюсь его, но не знаю. Вот почему я пришел сюда.

– У Долгой Войны уже немного солдат. Несколько потомков древней крови, несколько существ из Глубинного Времени. На землях людей не осталось существ, способных победить Шаб-Ниллурата. – Джеккан смаковал каждое слово, удовлетворенно причмокивая.

– Придется сражаться с тем, что есть, – ответил Нанон. – Возможно, мы тебя удивим.

– Нет! – заявил джеккан. – Вы не сможете.

Нанон отступил на пару шагов к выходу из пещеры и барьеру джеккана. Провести в руинах больше времени означало приговорить себя к смерти. Сложные и запутанные мысли наполняли его разум. Боль и безумие были всего в шаге от него, когда он ринулся назад, сквозь иллюзии, на мокрую от дождя траву.

Гигант в серых одеждах сидел в каменных чертогах за пределами мира.

Гигант был благороден, и последователи его носили пурпурные одеяния, они вознеслись над другими людьми, чтобы править ими.

Гигант был жесток и развязывал войны против своих врагов, и последователи его носили красное, были горды и никогда не сомневались, выполняя свой долг.

Гигант проявлял сострадание, и последователи его носили белое, исцеляли страждущих и проповедовали мир.

Гигант стремился к знаниям, и последователи его носили синее и посвящали всю жизнь изучению мира и того, что было вне его.

Гигант стал скромным и подавал нуждающимся, и его последователи носили коричневое, признавая свое несовершенство.

Гигант жаждал богатства и стал алчным – и последователи его носили золотое, прибирая к рукам все, что только можно.

И в самом конце Гигант познал смерть, и его последователи надели черное.

Но сам Гигант оставался серым.

Девочка родилась в каресианском городе Тракка. Самые ранние воспоминания, которые у нее сохранились, были о высоких башнях, пыльных улицах и пустынных барханах. Она помнила злобу и ненависть, но не любовь. Если у девочки когда-то и были родители, память о них стерлись. Оставшиеся же в памяти лица принадлежали другим уличным детям и преступникам, хотя и о них воспоминания стали очень далекими. Не было даже имен – она помнила только, что ею пользовались какие-то отвратительные мужчины и что ей завидовали другие девочки.