предложения Вячеслава Михайловича и сопровождавших его лиц. Визит прошел очень плодотворно, все нужные протоколы и предварительные договора были успешно подписаны, и тем горше оказалось его трагическое завершение: на аэродроме, когда дорогие гости Франции тесной группой направлялись к правительственному самолету, из-за него внезапно выбежал техник аэродромной обслуги. И пока гвардейцы почетного караула соображали, как им реагировать и делали первые шаги, тот с невнятным воплем «За свободную Россию!!!» бросил в середину советской делегации большую сумку, плотно набитую взрывчаткой и крупными железными заклепками. Взрыв был таким сильным, что даже цельнометаллический самолет потерял часть крыла и одну из колесных стоек — что уж говорить о жертвах? Их потом собирали едва ли не по всему аэродрому… Скорое расследование быстро установило личность террориста-смертника: им оказался белый эмигрант Борис Смысловский, устроившийся на должность авиационного техника еще три месяца назад — в дальнейшем же ниточки потянулись в оккупированный немцами Париж, к Русскому общевойсковому союзу[1]. Однако его начальник генерал-лейтенант Архангельский категорически опроверг принадлежность бомбиста к РОВС. И внятно намекнул атаковавшим его репортерам на три момента. Во-первых, пан Смысловский имел гражданство Польши. Во-вторых, был масоном немалого градуса посвящения и членом «Великого Мистического храма Польши». В-третьих, перед своим посвящением успел четыре года отучиться на разведовательных курсах при войсковом управлении Рейхсвера. После чего, собственно, расследование и забуксовало: абвер признавать террориста одним из своих кадровых агентов не спешил, а польские масоны вообще уклонялись от любого общения. Дело шло к тому, чтобы все-таки назначить виноватым РОВС, несмотря на то, что союз еще с тысяча девятьсот тридцать восьмого года начал планомерно перебираться в Бразилию, и на весну сорок первого в Париже присутствовал чисто символически — однако все осложняло требование Советов допустить к расследованию советских же следователей. Оставалось тянуть время, спешно фабрикуя… Пардон, кропотливо собирая для Политбюро убедительные доказательства того, что польский масон был всего лишь удачливым одиночкой с ярко выраженными психическими расстройствами — и стараться как-то успокоить и задобрить разъяренных русских и их красного императора Сталина. Вот уж воистину: горе побежденным!

* * *

Первая майская ночь… Теплая, и в то же время свежая, густая — и вместе с тем пронизанная волшебным серебром растущей Луны. Украшенная мириадами бесконечно далеких звезд, напитанная запахами свежей зелени и сладостью желтоголовых одуванчиков, озвученная шелестящими «ночными скрипками» сверчков… Такие ночи были словно созданы для мечтателей и звездочетов, влюбленных и поэтов: тем удивительнее было ночному светилу наблюдать за беззвучно танцующей девушкой, привлекшей внимание прежде всего удивительным молочно-белым колером ее волос, а уж потом странно-тягучим красивым танцем. Царящая в помещении одного из минских детских домов вязкая полуночная тьма ничуть не мешала любопытству ночного светила — зыбкий свет Волчьего солнца легко проникал сквозь недавно мытое весенним дождиком окно, и с удовольствием оглаживал почти нагую девичью фигурку. Нахально скользил по ее коже, рукам и нежному лицу, целовал закрытые глаза… Ну и заодно тускло взблескивал на двух увесистых стальных штырях, зажатых в изящных ладошках гибкой танцовщицы. Отражаясь от гладкого металла, прозрачные лунные «зайчики» то и дело скакали по дальним углам, стенам и скудной обстановке малого спортзала — из которого совсем недавно куда-то забрали почти всю стопку гимнастических матов, подвесные турники и оба каната для лазанья к близкому потолку.

— Х-ха!..

Тихий выдох блондиночки совпал с изменением ее движений: закончив с первой фазой тренировки, она перешла к выполнению комплексов «танца» на своей полной скорости — а следом за этим, заволновавшись, пришли в движение и густые тени спортзала, постепенно укутывая превратившуюся в размытый вихрь танцовщицу в толстое покрывало живой темноты. Или скорее это было похоже на вьющихся вокруг нее толстых сумрачных змей с сердцевиной из первородного мрака? В любом случае, вскоре любопытствующей Луне стало почти невозможно хоть что-то разглядеть или услышать: подождав немного, ночное светило совсем было уже собиралось скрыться за подплывающим к нему плотным облаком — как в крашеную суриком стену залы с звучным шлепком влетел кусок одного из стальных штырей… Следом начали успокаиваться и таять сумрачные «змеи», вновь превращаясь в обычные тени и открывая фигуру девушки, которая, оказывается, опять вернулась к тягучему плавному танцу. Ненадолго: всего через четверть часа завершив очередную Форму переходом к полной недвижимости, блондиночка глубоко вздохнула, наконец-то распахнула словно подсвеченные изнутри ярко-фиолетовые глаза, и с мимолетной досадой поглядев на короткий кусок металла в своей правой руке — тихо, но определенно победно воскликнула:

— Да-а! Наконец-то я полностью прошла все основные формы!!!

Издав довольный горловой звук, она раскинула руки в стороны и закружилась на месте, а потом вообще прямо с места крутнула переднее сальто — приземлившись на крашеные бруски пола с отчетливым хрустом. Осторожно отступив на несколько шагов, девушка не глядя метнула свойтренировочный инвентарь на одинокий гимнастический мат и выставила вперед освободившиеся ладошки, водя ими перед собой на манер маленьких локаторов.

— Н-да.

Недовольно скривившись, Саша перекинула растрепавшуюся косу на спину смогла найти в своем неприятном открытии сразу два светлых момента. Первое было в том, что с отъездом малышни в Ярославль малый спортзал детдома откровенно забросили. Второе же плавно вытекало из первого: всего через полтора месяца детский дом окончательно опустеет, так что ей не надо ломать голову над тем, как бы организовать срочный ремонт примерно… Да, примерно десяти квадратных метров пола, на котором еще и краска порядком слезла и пооблупилась — словно на нее от души плеснули слабенькой кислотой. Фыркнув от пришедшей на ум мысли о термитах, Александра пошла к стене, возле которой валялась «сбежавшая» от нее часть стального штыря. Добравшись, подняла и пошла к гимназическому мату, разглядывая слегка оплывший и искривившийся кусок металла: садясь по-турецки на вытертый до белизны брезент с остатками уже давно слежавшейся набивки конским волосом, положила его на колени и подхватила вторую часть — на которой были отчетливые следы ее пальчиков. Тонких и ухоженных, что не помешало им буквально впечататься в сталь и словно бы проплавить в ней солидные выемки: как будто они сжимали не твердый металл, а сырую гончарную глину.

— Тц! Над контролем еще работать и работать.

Подтверждая это, один из брусков пола отчетливо треснул и слегка провалился вниз. Сверившись с внутренними часами, беляночка еще раз вздохнула, поглядела на бледнеющий серп Луны в начавшем светлеть небе, и поплелась одеваться — почти неслышно ворча что-то о том, что начинает понимать отшельников. Ну в самом-то деле, ведь ни на что времени толком не хватает!

* * *

Из-за случившейся